РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

Федеральное Государственное Бюджетное Учреждение Науки
Институт геохимии А.П. Виноградова
Сибирское отделение РАН

Научный совет по физико-химическим основам полупроводникового материаловедения РАН

X Конференция и IX Школа молодых ученых и специалистов по актуальным проблемам физики, материаловедения, технологии и диагностики кремния, нанометровых структур и приборов на его основе.

«КРЕМНИЙ-2014»

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ КОНФЕРЕНЦИИ

Непомнящих Александр Иосифович – Председатель, д.ф.-м.н., г. Иркутск, Россия

Елисеев Игорь Алексеевич – Ученый секретарь, к.т.н.,

ЧЛЕНЫ ОРГКОМИТЕТА:

Бердников Владимир Степанович
– Институт теплофизики им. С.С. Кутателадзе СО РАН

Владимиров Валерий Михайлович
– Красноярский Научный Центр СО РАН

Вяткин Анатолий Федорович
– Институт проблем технологии микроэлектроники и особочистых материалов РАН

Грибов Борис Георгиевич
– ОАО НИИ особо чистых материалов

Дашевский Михаил Яковлевич
– НИТУ "МИСиС"

Двуреченский Анатолий Васильевич

Ежлов Вадим Сергеевич
– ОАО «Гиредмет» ГНЦ РФ

Казанский Андрей Георгиевич
– Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Кведер Виталий Владимирович
– Институт физики твердого тела РАН

Кобелева Светлана Петровна
– НИТУ "МИСиС"

Красильник Захарий Фишелевич
– Институт физики микроструктур РАН

Красников Генадий Яковлевич
– Научно-исследовательский институт молекулярной электроники (НИИМЭ) и завод «Микрон»

Кузнецов Федор Андреевич

- Институт неорганической химии им. А.В.Николаева СО РАН

Латышев Александр Васильевич
– Институт физики полупроводников им. А.В.Ржанова СО РАН

Немчинова Нина Владимировна
– Иркутский государственный технический университет

Орликовский Александр Александрович
– Физико-технологический институт РАН

Пархоменко Юрий Николаевич
– ОАО «Гиредмет» ГНЦ РФ

Пчеляков Олег Петрович
– Институт физики полупроводников им. А.В. Ржанова СО РАН

Саранин Александр Александрович
– Институт автоматики и процессов управления ДВО РАН

Соболев Николай Алексеевич

Сорокин Лев Михайлович
– Физико-технический институт им. А.Ф. Иоффе РАН

Стребков Дмитрий Семенович
– Всероссийский научно-исследовательский институт электрификации сельского хозяйства

Якимов Евгений Борисович
– Институт проблем технологии микроэлектроники

Из своих 80 лет Михаил Дашевский фотографирует примерно полвека. Из этих пятидесяти он лет сорок связан с московским фотоклубом «Новатор» и все это время предан одной неисчерпаемой теме, которую можно обозначить как «бытовая фотодокументалистика».

Огромный материал, снятый за десятилетия, оформился в два цикла: «Затонувшее время» и «Обыденное. Москва». Цикл «Затонувшее время» воплотился в выставках и одноименном альбоме, который занял первое место в международном конкурсе на лучшее издание о фотографии в странах Центральной и Восточной Европы в Братиславе в 2006 году. Цикл «Обыденное. Москва», конечно, тоже составит со временем отдельную книгу. Строго говоря, к этому жанру можно отнести любой семейный фотоснимок. Но накопленный Дашевским творческий багаж отличается от незатейливого любительского бытописания не только широтой охвата сюжетов, но и художественным результатом.

Фотография обладает неким противоречивым двуединством. Она одновременно и документ, и художественное произведение. Снимки Дашевского превосходно иллюстрируют эту двойственность. Казалось бы, эта сторона фотографии уже столько обсуждалась! Тем не менее, на требования «объективности», «протокольной беспристрастности» документальной фотографии то и дело натыкаешься в журнальных текстах, а теперь еще и в Интернете. Полная беспристрастность - удел автоматических камер видеонаблюдения, а неравнодушный человек, взявший в руки фотоаппарат, воплощает в снимках свое индивидуальное видение мира даже в тех случаях, когда высокохудожественные задачи перед ним не стоят. Даже само вычленение из мирового хаоса объекта съемки есть, безусловно, творческий акт, и, переводя взгляд с одной фотографии на другую, мы как бы подчиняемся воле автора - «смотрите сюда!».

Дашевский снимает нашу быстротечную жизнь вдумчиво и целенаправленно. Перед зрителем не обезличенная визуальная информация, а предложение посмотреть на мир глазами фотографа, разглядеть тот образ, который он видел внутренним взглядом в момент нажатия на кнопку фотоаппарата. Зрители при этом очень разные, и каждый умудряется видеть в снимках Михаила Ароновича свое, именно то, что близко его собственному опыту и в меру умения принимать опыт чужой. Вот здесь и начинаются разночтения.

«Дашевский! За что вы так ненавидите нашу родину?» Этот крик души я прочел книге отзывов на выставке «Затонувшее время». Реакция на увиденное, увы, типична: во-первых, человек не смог разглядеть в работах автора явного сочувствия, во-вторых, критическое отношение к отдельным сторонам нашей жизни он автоматически распространил на всю Родину, а в-третьих, скорее всего, считает, будто у него и у Дашевского родины разные. В одном вопросе проглядывают сразу три. Рассмотрим?

Что касается третьего пункта (в советской терминологии - «пятого»), то с ним как раз все просто. Родившись в СССР и прожив здесь всю жизнь, Дашевский отдал этой стране столько энергии и сил, послужил и отечественной фотографии, и науке, (Михаил Аронович, кстати, доктор технических наук) что сомневаться в том, какую страну он считает своей родиной, просто смешно. Любит ли еврей Дашевский Россию - вопрос из разряда риторических. И вообще, мы любим не того, кто давал что-то нам, но того, в кого вкладывали мы. Впрочем, автор упомянутой записи в книге отзывов, мог быть исключением из общего правила.

С двумя другими вопросами несколько сложнее. При беглом взгляде на подборки фотографий юбиляра может показаться, что перед нами обычная «чернуха», которой мы насмотрелись в первые постперестроечные годы более чем достаточно. Честная фотография без постановок и идеологической «ретуши», не витринная, снятая в обычных московских дворах да в захолустных переулках резко контрастирует и с былой советской фотожурналистикой, и с привычным глазу современным гламуром. Внимание к этим обычным для большинства населения картинкам жизни, на самом деле не обещающим услады глазу, абсолютно естественно для документалиста, без них на полноту охвата темы рассчитывать не приходится. Но можно ли в этих фотографиях разглядеть хоть намек на желание автора выставить своих персонажей в неприглядном виде, унизить их человеческое достоинство? Можно ли заподозрить его в смаковании российской нищеты и убожества? Если у вас не извращенные представления о времени и стране, то никак нельзя. А вот сочувствие к так называемому «простому человеку» очевидно.

Народ для Дашевского - не обязательно толпа, не всегда безликая массовка, заполнившая улицы. Он представлен и отдельными людьми, личностями со своими характерами, яркими типажами. Например, «Дядя Коля». Он никак не похож на счастливчика с агитплаката, зато узнаваем всеми, кто жил в русской деревне - типичный наш крестьянин, жилистый, работящий, один из тех, кто все нелегкие годы кормил нашу большую страну практически за спасибо, ни богатств, ни внимания властей не видевший. Столько лет он пахал и сеял в условиях рискованного земледелия и тотального притеснения властями, но выжил, не спился, не озлобился, не опустился и при нечеловечном к нему отношении остался человеком. В этом и есть его подвиг. Посмотрите-ка внимательно на портрет. Есть те, кто не верит в искреннюю симпатию автора к персонажу снимка? Это фото висит в кабинете Джека Мэтлока, посла США в России, работавшего в Москве в начале девяностых, как память о нашей стране и ее людях. Это ли не признание?

Оценка нашей жизни зависит от сравнения. Если исходить из допущения, что она могла быть гораздо хуже, то творчество автора можно считать суровым гимном нашей общей судьбе. Если же сравнивать нашу жизнь с той, которой давно живет развитая часть человечества, то в его документальных снимках можно разглядеть резкий критический настрой. Чего в них больше? И то есть, и это. Зато в них точно нет ни интеллигентского высокомерия, ни равнодушия успешного во всех отношениях человека к неблагополучным согражданам.

Погружаясь в картинки обыденной московской жизни, запечатленные Дашевским, вполне отчетливо осознаешь, что эти фото мог снять только человек, полностью в эту жизнь включенный. Это взгляд одного из нас на нас же, взгляд на нашу жизнь пристальный, но добрый. Под этим взглядом хочется приосаниться, подтянуться, проверить, все ли пуговицы застегнуты. Под таким взглядом у нормального человека появляется желание стать лучше. А вдруг фотограф именно этого и хотел?

Вообще-то, Дашевский едва ли задумывался о воспитательной миссии. Его работы адресованы прежде всего людям его же круга. Им не надо подробных пояснений - так все документально точно и узнаваемо. Примечания, которыми автор часто сопровождает снимки, - они для молодежи и иностранцев.

Прошедшие времена всегда тонут в человеческой памяти. В противоположность законам физики тяжелым временам утонуть сложнее - дольше помнятся -- но в конце концов тонут и они. Для историков время сохраняют бесстрастные документы в архивах, для остальных время воскрешается искусством. Искусством фотографии, пожалуй, в первую очередь. И являет нам фотография еще одно свое чудо - эффект расширяющегося в снимке времени. Крохотный миг, проскочивший на пленку между шторками затвора, спустя годы может представлять уже целое десятилетие. В тысячи раз возрастает значимость обыденного сюжета, маленькой детальки, за которую цепляется воспоминание и вытаскивает из глубины памяти целую эпоху. И время всплывает.

Без осознания будущей ценности фиксации обыденных явлений Михаил Дашевский никогда бы не запечатлел для нас эти тысячи мгновений, деталей, образов. И начинал он собирать их в те времена, когда ни о показе подобных снимков на выставках, ни об издании книг и речи быть не могло. Несмотря ни на что, он снимал, проявлял, собирал свой бесценный фотоархив. Провидец? Едва ли. Чудак? Это скорее, ибо в «Новаторе» тогда чуть ли не каждый второй был таким же чудаком. И вот он дожил до персональных выставок, до книг, до признания, до семидесяти пяти.

Фотографии Михаила Дашевского не дают заметным кускам времени затонуть безвозвратно. Они помогают старшему поколению мысленно вернуться на годы назад, прочувствовать то время заново, вспомнить, проанализировать свои ошибки. Они дают молодежи возможность вглядеться в недавнее прошлое их родителей и, может быть, чуть полнее осознать их судьбы, стать к ним снисходительнее. У каждого, кто вглядывается в снимки Дашевского, есть шанс понять что-то важное о себе и своей стране.

Фотограф Михаил Дашевский, доктор технических наук, который в повседневной жизни занимается виброзащитой зданий, назван в 2011 году главным открытием Первого международного портфолио ревю для российских фотографов. Его работы покажут на Фотобиеннале русской фотографии в Хьюстоне в рамках фестиваля ФотоФест. В интервью для проекта FotoFond Михаил Дашевский рассказывает о фотографическом сафари, документальном импрессионизме и "Стекляшке" у Яузских ворот.

Ночное кафе. 1962, Москва

Михаил Дашевский

"Самое главное для фотографа - чтобы было не "сафари", чтобы было сочувствие к такому же, как и ты"

Михаил Аронович, когда вы начали фотографировать?

В классе седьмом, в школе. Мне купили фотоаппарат "Комсомолец". Снимал фигню, пленки проявлял в бочках. Потом я купил себе аппарат ФЭД-2 и уехал работать на Братскую ГЭС.Снимал чисто производственные снимки. Никаких пейзажей, никакой психологии.

У нас был такой сотрудник, Паша Комаров, который тоже фотографировал. Он мне показал снимок: береза, снятая от комля прямо и вверх. Красота обалденная совершенно! Потом я у Родченко еще такой снимок увидел. Ну откуда Паше было знать про Родченко, тогда альбомов не было. И как-то это меня дернуло.

А потом, когда я только защитился,наш сотрудник в ЦНИИПСе Коля Щербак говорит: "Дашевский, пойдем в фотоклуб "Новатор". Такой шикарный фотоклуб есть. Я в него хожу - тебе понравится". Я туда пришел, и у меня прямо слюна потекла. Сидят мастера, моего возраста, рассуждают, все так интеллигентно. И все, вот я и приплыл!

Вы сейчас упомянули о клубе "Новатор". Клуб стал культовым среди фотографов. Расскажите о нем. Возможно, есть запомнившаяся история о клубе?

Я пришел в "Новатор" в 1968 году, знаменитый Толя Болдин в 1962. В клубе было человек 200. Такая команда образовалась! Руководителями клуба были фотографы прикладники дореволюционной выпечки: Александр Хлебников и Георгий Сошальский. Они нас обстругивали в непритязательной манере: врать нельзя, надо снимать честно, надо добиваться композиционного совершенства,надо любить изобразительное искусство и чаще ходить по музеям. В клуб пришли технари, не имеющие никакого гуманитарного образования и это, с одной стороны, плохо. А с другой,слава Богу, потому что нас не закормили марксизмом-ленинизмом до такой степени, что все вызывало бы отвращение. Это были оголтелые, беспартийные старики. Хотя прошли войну и всякие там дела. Они снимали на сельскохозяйственной выставке, снимали флаконы духови всякое такое. Хлеб, бутылку молока со стаканом, разные вещи.

Там были потрясающие печатники - Павел Ивченко, Алексей Васильев.У Васильева качество печати было фантастическим! Он вообще печатал только 50 х 60.

Были ли что-то еще, что сильно появлияло на ваше творчество?

В какой-то мой день рождения мне дарят фотоальбом, составленный немцем Карлом Павеком, типа "Род Человеческий" Стейхена. А этозначит все жестко, другое восприятие мира.В альбоме я нахожу фотографа, о котором я, конечно же, тогда слышать ничего не слышал - Уильям Кляйн.Он снимал в СССР. На одном из снимков изображен стол, накрытый плюшевой бархатной скатертью, за столом сидит президиум: партсоюзное собрание. Рожи, конечно, разные. Рядом сбоку сидит похожая на Надежду Константиновну Крупскую тетка и что-то записывает. Ведет важный протокол. Стоит трибуна, а за ней мужик. Рот у него разинут, и он произносит что-то в микрофон. За всем этим видавший виды, бывший в употреблении портрет Владимира Ильича Ленина во всю огромную сцену с боковым освещением.Я посмотрел на этот снимок и подумал: "Боже, какой я все же урод! Я это вижу 2-3 раза в год, почему этот Кляйн приехал в Москву и снял, а я куда смотрел? Почему я-то этого не снимаю?» Это был очень сильный удар по мозгам.

И вторая была фотография: какая-то тетка с жутким взглядом, какой- то парень в серой кепке. Как Кляйн увидел это? Он же ведь никакой не антисоветчик, не со специальной целью снимал. Но он ведь среагировал на такой контраст: изобразительная форма и люди. Вот эти люди - он их просто вспорол ипоказал. Потрясающе!

На Вас так сильно повлияли фотографии Кляйна, они задали тему, форму и содержание для десятилетий вашей фотографии. Это было в те годы, когда был железный занавес. Но потом, когда он распахнулся, вы наверняка увидели море всего нового. Но ваши фотографии особенно не изменились. Почему?

Потому что тогда совпало, срезонировало, внутреннее чувство, реакция на честную реальность, взгляд на людей, таких же, как ты. Среагировало, совпало.

Сложно было учиться фотографическому мастерству?

Я вам сейчас расскажу, как я печатал фотографии в 60-е годы и каких ужасных нервов мне это стоило. Дом на Солянке.

Кухня в коммуналке. 60-е годы, Москва

Михаил Дашевский

Комната в коммунальной квартире 20 кв.метров.

Мы с мамой живем вдвоем. Потолки в квартире 3, 75 метра.Я даже не знал, что потолок существует! Окно такое же огромное завешивается одеялом, которое цепляется на гвозди, прижимается внизу подушками, чтобы оттудане заходил свет. Стол уставлен ваннами и растворами. Не все помещались на столе, и потому некоторые ставились на стулья. Главное - не опрокинуть. Стоит увеличитель"Крокус". А внизу в нужный момент проходит трамвай- др-др-др.И вот пока ты сделаешь весь этот антураж -уже так устанешь,что хочется отдохнуть. Но даже в таких изуверских условиях что-то удавалось. Я даже 50 х 60 печатал. Не говоря уже о 30 х 40. Это тяжелое испытание. Хотя в том возрасте это не были тяжелые испытания.

А как часто вы снимали?

Всегда! Я всегда старался, чтобы в портфеле или где-то лежал фотоаппарат. Потому что потом себя же съешь...

У вас большая часть фотографий снята в черно-белом стиле. Работаете ли вы с цветом, с сепией? Какие-то темы, которые вы предпочитаете снимать в цвете? Ваше отношение к цветам?

Я попытался поснимать в цвете и сейчас пытаюсь, тем более что "цифра" в этом отношении благодатна. Это ужасно коварная вещь. Надо быть обязательно, с одной стороны, профессиональным фотографом, а с другой, конечно, нужно быть художником.Я сначала делал черно-белые накладки, а потомуже перешел на цвет.И перешел вот по какой причине.Я поехал в Израиль с загрунтованнойпленкой (прим. Пленка с московским двориком), попал в Иерусалиме в хасидский район и на фоне какой- то желтой стены, свисящими и шелестящими листовкамистояли двое в черных лапсердаках… Я их сфотографировал. И только когда проявил пленку понял, что если бы я снимал на цвет, то черный пиджак в позитиве, а в негативе- то он белый. И через него просвечивался бы кирпич стены, и это была бы совсем другая история. Так я перешел на цвет.

У Вас есть любимый снимок или связанная с определенным снимком история?

Ночное кафе. 1962, Москва

Михаил Дашевский

Снимок, который мне ну очень нравится - "Ночное кафе", если вы знаете.Я подхожу к дому друзей вечером, вижу - запотелые стекла кафе, люди… Что делает сегодня Михаил Аронович Дашевский? Он говорит: "Черт! Какой вид! Ах! Какой вид!"

И идет дальше, куда пришел. А что делает, когда ему, скажем, двадцать семь лет? Он тут же бежит назад, садится в автобус № 24 и едет на свою Солянку. Вытаскивает фотоаппарат, заряжает его пленкой на 400 единиц, берет деревянный штатив, который весь "ходуном ходит". Доезжает обратно, устанавливает этот штатив напротив кафе и снимает, снимает, снимает! Пленка заедает и конечно рвется. Но, снял! Потом проявил этот разодранный кусок, последний кадр. Остальные хуже все были. Вот этот - последний кадр. Следующие уже рваные. Вот и все! Это же каким надо быть сумасшедшим, забыть про все. У него глаза горят. Помчался. Примчался. А потом получается, что это снимок.

Помните свою первую выставку, первые публикации?

Миша Голосовский, член клуба "Новатор", был начальником фотоклуба "Зоркий"в Красногорске. И он предложил: "Давай сделаем у меня выставку?"И я сделал: на ней были работы 18х24 и 30х40. Сам печатал и впервые увидел эти работы "висящими". Известный писатель Александр Борщаговский написал о них статью в "Советское фото", которая называлась "Ничего не подслащивая".И все: больше никаких публикаций.Потом я съездил в Америку, там опубликовали в русскоязычном журнале 12 или 15 моих фотографий.Уже сейчас, в 2000-м году, когда начался капитализм, когда у меня появились деньги, смог сам издать альбом.

В чем, по вашему мнению, главное отличие профессионала от любителя?

Это очень тяжелая, больная и надрывная тема.Были наши ребята, "новаторские", которые уходили в профессионалы. Тогда это считалось высочайшей честью - наконец-то, свершилось, судьба улыбнулась! Юра Луньков - его взяли в профессионалы. У него такие фотографии были тогда - обалдеть. А сейчас он снимает прекрасно - свет, цвет - все чудесно, но неинтересно,за сердце не скребет.Видимо точки роста отмирают, кончается фотограф.

Другой пример - великий,независимый, профессиональный фотограф Владимир Семин.Он получал свои 70 рублей, привозил из командировок по 40 роликов, и ни одна фотография не шла в печать. И он продолжал снимать по 40 роликов, которые не идут в печать. Он великий человек, не потерял ни крупиночки своего "семинского" мастерства!Быть профессионалом - это когда тебя "прибили гвоздями", и надо всю жизнь прожить на гвоздях. А у любителя есть другая возможность.Он деньги зарабатывает на работе, а тратит их на фотографию.И над ним никто не властен.

У профессионалов - как хирургне может жалеть каждого пациента, так и корреспондент не может: у него задание редакции,еще тысяча разных проблем, у него совсем другая голова. У меня есть такое выражение,не я его придумал, но я его очень люблю: «фотокорреспондент уезжает на сафари». А мы-то снимаем не "сафари". Это и отличает любителя от корреспондента. Ты едешь в командировку под впечатлением от последней повести Солженицына. Ты приезжаешь в деревню и начинаешь снимать, находясь под этим впечатлением. Не бегаешь по домам, ища "где тут у вас Матренин двор?", "есть похожее где-нибудь?".А просто у тебя в душе уже забит "Матренин двор",и поэтому ты вздрагиваешь в нужный момент, и у тебя получается. Вздрагиваешь в нужный момент!

Арбатские дети. 60-е годы, Москва

Михаил Дашевский

Хотя и у нас в "Новаторе" были люди, которые полностью ушли в фотографическую профессию, но в хорошем смысле этого слова. Для них напечатанный снимок с тончайшими оттенками серого - это огромное наслаждение. И ради этого они убиваются...

Как бы назвали жанр "не сафари"?

Как называется фотография, где нет конкретного события? Ничего не происходит, но настроение есть? "Документальный импрессионизм" - вот как я это назвал. Это документальная съемка, но это и "impression". Это впечатление, но ты должен быть подготовлен к этому впечатлению.Все снято по-честному. Когда ты выходишь на съемку, и первые пол-пленки ты снимаешьсплошное фуфло, она уходит в пустую.И вдруг, когда осталось несколько кадров, кадры начинают выскакивать из-за угла, а ты в ужасе! Или даже ты взял три пленки, а на две с половиной уже отснял неизвестно что. Осталось пол-пленки и тут все кадры "поперли"!

Т.е. еще элемент удачи должен быть?

Это постоянно. Удача - это, например, ты едешь мимо Арбатской площади, и стоит памятник Гоголю, а у него на голове мешок. Памятник на реставрации. И вот весь вечер думаешь: "Хоть бы не сняли мешок".На следующий день к одиннадцати часам спешишь на Арбатскую площадь. Снимаешь этого Гоголя с мешком и с табличкой внизу "Гоголю от советского правительства". Счастье!Фотография называется "Утро советской сатиры".Случайность? Случайность! Но ты же готов к этой случайности.Гоголь с мешком на голове - у тебя сразу же появилась ассоциация. Ты же не думаешь:"Как бы это снять бы про этот режим бы... Мешок что ли Гоголю на голову одеть". Такого не бывает, не придумаешьничего.

А что еще важно для фотографа?

Чтобы не "сафари". Чтобы сочувствие было к такому же, как ты. Надо читать книжки и смотреть по сторонам.И вообще, как бы сказать, не "жлобом" быть.

Вот еще, что надо и чего у меня нет. И что было у фотографа Анатолия Ерина.Ерин, вообще-то, был очень сложный человек, жесткий такой. Но зато Ерин был абсолютно дотошный человек. Если он интересовался в данный момент светофильтрами, то до дна. Если объективами - то до дна. И всем рассказывал об этом. Надо быть дотошными! А я нет. У меня много кадров пропало из-за недостатка такого дотошного образования. А вот у Толика, например, было.

Вы, когда смотрите на работы других фотографов, не задумываетесь, как он это снял, как сделал?

Это один из моих недостатков - отсутствие изощренного любопытства, желания понять, как это сделано. А вы каким проявителем проявляете? Сразу или сначала на стекло накатываете? А зерно у вас почему такое? Может быть, мне стыдно задавать такие вопросы?! А может быть, это просто лень? Я балдею от того, что это сделано! Когда идешь мимо Рембрандта, не думаешь, как он этот мазок нанизывал. Или вот, пожалуйста, привезли картину Тициана "Портрет неизвестного с серыми глазами" в музей им. Пушкина. Никогда я над картиной 50 минут не сидел. А тут сидел, смотрел в это лицо и просто балдел. Как он это сделал! Непонятно как.

Вы наблюдали смену режима, смену ценностей и смену людей. Как эти изменения повлияли на ваше видение, тематику фотографий?

Получилось странно. Тематика практически не менялась.Жизнь изменилась. Но выражение на лицах, если не ездить на Рублевку, почти то же самое осталось. Поэтому в этом смысле никаких душевных переломов у меня не было. Я человек наемный, всю жизнь работал в научно-исследовательском строительном институте. Так что никаких особых переживаний по поводу власти. Как было, так и было. А впечатления от жизни шли от того, что было у нас в "Новаторе", от того, что есть жизнь, которую пристойно и достойно надо отображать.

Михаил Дашевский

Парикмахерская. 60-е годы, Москва

Михаил Дашевский

У Вас есть любимая тема, которую вы снимаете или наоборот хотели бы снять?

Есть такая вещь - двойная жизнь, когда в одном снимке сталкиваются две жизни, когда одна на другую влияет, и получается что-то третье.Например, за стеклом, скажем, "Стекляшки" ("Стекляшка" - кафе у Яузских ворот) идет какая то жизнь:сидят люди, они пришли с работы, выставили свои портфели, едят сосиски, где-то ходят официанты... А в окне отражается другая жизнь: Яузские ворота, усадьба с колонами, церковь. Вот я от таких накладок испытываю просто полное мление.

Однажды меня привел в восторг совершенно изумительный по красоте дворик в Кисельном тупике рядом с редакцией журнала "Театральная жизнь". Входишь в щель между двух обглоданных жизнью кирпичных стен и попадаешь во дворик, где есть мансарда, крыльцо с лестницей, живут люди. Я в этот дворик ходил и зимой и летом и снимал. Потом заряжал эту же самую уже отснятую пленку, совмещал рисочку и снимал различные жизненные эпизоды. Получалось, что пленка как бы загрунтована этим двориком.Жизнь лезет через этот дворик, и это такое наслаждение! Но из пленки выходит три кадра, остальное мусор.Надо же что бы сложился снимок!Чтобы это вызывало какие то ассоциации, но не грубые. И вот сейчас, кстати, моя задача выставку таких работ.

Я не могу снимать чернуху. Это, кстати, тоже недостатком считается. В какой-то момент пошла мода. "Ах, разрешили!" и началось: серии в сумасшедшем доме, в женской колонии, в мужской колонии, в детской колонии. После этого среди безногих, среди безруких, среди таких, среди сяких…Они существуют? Существуют!Они должны иметь право на сочувствие общества? Должны иметь право. Но поскольку это делается в режиме "сафари", то это уже совсем другое.Надо для этого себя переломать жутко. В общем, я так не могу.Как-то лежал в 4-й градской больнице. Контингент простейший-простейший, персонажей там было выше крыше.Я сначала попросил - принесите мне кофр с фотоаппаратом. Сунул его под кровать, но ни разу не достал. Единственное, что снял -окно этой больницы. Снимок получился очень печальный. Что еще надо говорить - больница она и есть.

Были ли еще какие-то увлечения, помимо основной работы и фотографии? Пробовали себя в качестве художника, может быть фотокорреспондента?

От фотокорреспондента судьба миловала, хотя очень хотелось. Да, я рисовал. Готовился к поступлению в МАРХИ и занимался в художественной школе. Для меня это не чуждые вещи: я и сам что-то читал, и альбомы смотрел, и по выставкам вечно околачивался. Акварель вроде ничего получалась. Если бы я пошел в архитектурный институт, был бы архитектурным художником.

Что стало для вас источником настроя, мироощущения?

Это все связано с биографией. Отец у меня, естественно, сидел. Он умер в ссылке.В МГУ евреям нельзя на было на физический факультет. А если у них еще отец в ссылке, то вообще, прямо вас там и ждали.

Собирался поступить в МИИГАиК - есть такой институт геодезии и картографии - на оптико- механический факультет. А на собеседовании, где сидят все деканы и ректор, мне сказали: "Михаил Аронович, идите на любой другой факультет.Почему вы подали документы на оптико-механический? Мы-то будем учить, но Вас же ни на один завод на практику не пустят. Вы что тут написали в анкете?!Отец - репрессирован, но несправедливо? Ну, это что такое? Не пустят никуда работать, выберите другой факультет".Это 53 год, я действительно так написал в анкете. И я был благодарен им за этот разговор,потому что все по-честному. Я сказал, ну ладно запишите меня на аэрофотогеодезию. У меня был первый разряд по стрельбе, и мой соратник по команде ДОСААФ сказал: "Дашевский - нет вопросов! Нам стрелки нужны в команду!". Так что все мои пятерки, все это была полная фигня. Стрелял я хорошо и меня бы взяли на аэрофотогеодезический факультет. Пришел домой, рассказал тетушке, а она и говорит "Миша! Ты с ума сошел! На самолете? Они же разбиваются иногда. Ни в коем случае!". "Беги в МИСИ, ты хотел туда идти?!". Я говорю: "Хотел!".Меня взяли в МИСИ.

И слава Богу, что так получилось.МИСИ был "вольницей" гидротехники. Станции расположены везде, ездили по всей стране. Я добыл себе распределение на Сталинградскую ГЭС, потому что был круглый отличник. Потом на Братскую переехал.И затем вернулся в Москву. А вернулся я совершенно случайно. Меня обещали из мастера произвести в прорабы, и это была бы для меня мечта жизни.Я счастливый приехал в Москву, в отпуск. И вдруг звонок. Звонит руководитель лаборатории динамики ЦНИИПС, наш бывший лектор, профессор Коренев: "Михаил Аронович, вы в Москве?" Я: "Да, вот тут залетел". Он: "Знаете что, а у меня для вас есть место младшего научного сотрудника".

А это вообще! К НИИ евреев на пушечный выстрел не подпускали. Об этом даже и не мечтаешь. Такя стал научным сотрудником. Защитил кандидатскую в 68-м, а докторскую в 91-м, за это время написал какое-то количество статей.

Сталкивались с советской цензурой?

Мы занимались у Лидии Павловны Дыко в институте журналистского мастерства, при Доме журналиста.

Михаил Дашевский

На выставке. 80-е годы, Москва

Михаил Дашевский

В это время вышла книжка Высоцкого "Что такое искусство", переизданная с 30-х годов. Там было много интересного, особенно для таких непотревоженных мозгов, как наши. И я написал трактат про "катарсис". О том, что у фотографии должны быть и форма, и содержание, и что человека должна задевать форма. Форма должна, прежде всего, бить по мозгам, по глазам и потом в наслаждении этой формой содержание фотографиипроникает глубже. А форму совершенной можно сделать только тогда, когда у тебя сердце нормально устроено.

Был в "Советском фото" такой завотделом Фомин, вполне нормальный человек, фотолюбитель, инноватор. И Фомин говорит, давай мы эту статью опубликуем. Получили отказ. Я спрашиваю: "Что такое?". Как выяснилось, член редколлегии "Советского фото" Аганов, он же карикатурист в "Известиях", был еще и инструктором ЦК. То есть он-то понимал в эстетике, будьте любезны! И он сказал, что катарсис - это проповедь разврата и проституции, и поэтому ни о каких катарсисах у нас в журнале речи быть не может. Так мы катарсис и похоронили. Вот на таких путях шлифовки выстраивалась психология восприятия.

Наверное, таких историй было не мало...

Каждую нашу "новаторскую" выставку, а они были ежегодные, надо было утверждать в райкоме. Иначе как же. Была фотография прекрасная: туман, сумеречная погода, мавзолей, Красная площадь, один человек стоит. "С думами о Ленине", что ли она называлась.Время было такое,понятно. Из райкома: "Снять эту работу". Что такое? "А что на площади только один человек задумался о Ленине?".Богатое событиямивремя было…

Не хотелось уехать из СССР?

Огромное количество моих близких друзей в трудные годы по еврейской визе уехали в Германию, Америку и в Израиль. Я тоже был инициатором такого отъезда, взбаламутил всю свою семью и семью двоюродной сестры. Но где-то в Баварии потеряли мои документы. Они все уехали, ко мне же вызов пришел только через год, а я уже расхотел. Не потому что там хуже, а здесь лучше или наоборот. Просто потому что я подумал: "Черт его знает, ну как же я, и поговорить даже не с кем. Нет-нет, не поеду". И в результате - скромность пачи гордости: "Кто бы снял эти картинки? Ведь никто не снял". Если посмотреть на 60е - 70е - 80егг., ну одна фотография есть у каждого, ну две.Но чтобы человеку постоянно сверлила мозги вся нутрянка жизни в стране, и он ее, только ее, по сути дела, и снимал! Кто бы это снял, если бы я уехал? А это уже никто не снял, это надо быть сумасшедшим немножко, чтобы это снять.Вот эта мысль меня жутко ласкает. Честно скажу, я два альбома сделал, и это не мало.

Вскоре открывается биеннале российской фотографии в Хьюстоне, которая пройдет в рамках фестиваля FotoFest. Ваши работы тоже будут представлены. Каковы ваши ожидания?

Замах насчет российской фотографии - это многовато. Она очень многообразна. От Хьюстонадля себя лично я жду только удовольствий. В мое время, в моем возрасте не ожидаю какого-то продвижения, но с другой стороны, хочется увидеть хороших молодых фотографов. Мы их теперь никого не знаем.

Ваши работы впервые будут представлены зарубежной публике?

Международные выставки были, но не столь громокипящие. Это были частные вылазки, которые мне устраивали хорошо относящиеся ко мне люди. Например, Ирина Чмырева (куратор проекта "В поддержку фотографии в России") устроила мне выставку в Познани. Это было потрясающе! Потом Литва. Но это почти наша страна. Еще Ира организовала выставку в Японии, и я туда послал 40 работ в галерею Токийского университета. Там мне даже пообещали: "Мы купим 5 ваших работ". Кто бы отказался?! В результате они 5 работ у себя оставили, а денег не прислали.Ну вот так…

У вас есть любимый фотоаппарат и объектив?

Как и всегда любовь зависит от денег. Увеличивается количество денег - увеличивается любовь к фотоаппарату. Сначала мы накинулись на "Практику": "Наконец-то настоящий аппарат!"А потом выяснилось,что на выдержке одна сотая (1/100)идут резонансные колебания корпуса. Ты снимаешь на 125-ой и как трамвай прошел, только в фотоаппарате... У нас в "Новаторе" был прекрасный фотограф Паша Ивченко. Он практически первый стал всерьез снимать в России " fashion ". Паша говорит: "Надо делать все, что угодно, хоть в холщевых брюках ходить, но купить японца, иначе фотографии нет". Так что потом - Nikon , Canon и так далее.

У Слуцкого есть такое стихотворение:

Надо думать, а не улыбаться.
Надо книжки трудные читать.
Надо проверять - и ушибаться,
Мнения не слишком почитать.
Мелкие пожизненные хлопоты
По добыче славы и деньжат
К жизненному опыту
Не принадлежат.

В нем всё сказано. А что принадлежит?Удивляться! Чтобы шел мимо стекла и посмотрел, что и за ним жизнь, и вокруг него жизнь. Чтобы что-то откликалось. Тебя кольнуло, повернул голову, снял.

Дьявол скрывается в мелочах, и поэтому в фотографиях всегда быть должны какие-то вкусные мелочи. Такие, которые можно долго рассматривать, вот что-то такое хлёсткое, броское.

Прожить подольше. Больше ничего. Потому что, все есть, все хорошо, пока, по крайней мере.

Справочники