Хельмут Ньютон (Helmut Newton) в своей жизни сделал достаточно, чтобы стать классиком фотографии ХХ века. Его снимки позволили с нового ракурса взглянуть на моду, красоту и сексуальность. Являясь фотографом модной индустрии, Хельмут всегда был на один шаг впереди своего времени. Доказательством гениальности фотографа являются снимки, сделанные в 70-х годах, которые по сей день не теряют актуальности и приковывают взгляды многих зрителей по всему миру.
Снимки Ньютона публиковались в знаменитых мировых изданиях, таких как Elle, Playboy, Queen, Vogue, Harper’s Bazaar. В работах Ньютона прослеживаются нотки декаданса. Фотограф никогда не воспевал мир шоу-бизнеса, но он внимательно за ним следил и изучал его. Хельмуту позировали многие знаменитые актеры и музыканты — Катрин Денев, Сигурни Уивер, Мик Джаггер, Стинг, Серж Гинзбур, Дэвид Боуи, Шаде.
Чтобы осознать гений фотографа, достаточно взглянуть на его работы.
Джоди Фостер, 1987 год.
Мировую известность фотографу принесла серия фотографий, где звезды изображены одновременно чувственными и холодными. Именно это противоречие вызвало много споров и поводов для дискуссий.
Моника Белуччи
Ральф Файнс
Мадонна
Синди Кроуфорд
Линда Евангелиста
Сигурни Уивер
Катрин Денев
Шаде
«Календарь», 2001 год
В 1999 году фотограф подвел некоторую черту в одном из своих творческих этапов выпуском книги с подборкой своих фотографий под названием «Sumo». Книга получилась поистине фундаментальной. При стоимости в 3000$ издание имело размеры 50 х 70 см и вес - 30 кг.
Фотография «Обнаженная в бассейне». 1975 год. На аукционе данный снимок был продан за 15000$.
Надя Ауэрман - модель 80-90х годов.
Одной из самых знаменитых работ фотографа является необычный портрет его самого с супругой. Жена мастера сидит у зеркала. Она часто помогала ему в организации съемок. Некоторое время назад данный снимок был продан на аукционе Christie’s за $140,000.
Гораздо меньшее внимание мальчик уделял учебе. Будущий фотограф учился плохо: по собственным его словам, для него «было проблемой надолго сосредоточится на чем-то одном». Впоследствии именно эта черта характера не позволила ему заняться кино - ведь в кинематографе проекты могут длиться годами, тогда как фотосессии самого Ньютона никогда не бывали длиннее трех дней. Кстати, интерес к фотографии проснулся у Хельмута довольно рано. Поскольку родители не позволяли ему пользоваться «семейной» камерой Ньютонов, «кодаком» Etui, в 1932 году на сэкономленные карманные деньги мальчик приобрел свою первую камеру Agfa Tegnor Box. Из восьми кадров первой отснятой им пленки хорошо, хотя несколько размыто, получился только последний, запечатлевший берлинскую радиовышку Funk Turm. Этот, созданный им самим, снимок произвел на юного фотографа такое впечатление, что Хельмут Ньютон немедленно принял решение стать знаменитым фотографом.
Впрочем, времена для подобных мечтаний были не самые подходящие. Шел 1934 год, к власти в Германии пришли национал-социалисты, в берлинских кафе появились вывески с надписью «Евреям и собакам вход воспрещен», в парках - желтые скамейки для евреев, на стенах домов - профашистская газета «Штурмовик», а первые бурные романы Хельмута были обречены на неудачу, поскольку связь еврея с немкой сулила немало неприятностей обоим. Тем временем подросток не терял решимости сделать фотографическую карьеру - он с охотой выполнял поручения фотографов из ближайшей фотостудии, а через некоторое время смог поступить на фотокурсы.
Едва закончив школу, Хельмут Ньютон объявил родителям, что хочет стать кинооператором. Поддержки эти планы не встретили, и если мать, поддаваясь уговорам будущего фотографа, в конце концов почти согласилась отправить мальчика в Лондон, к своему родственнику, кинорежиссеру Александру Корде, то Ньютон-отец этому резко воспротивился. Некоторый компромисс был найден в фотографии - связи матери помогли молодому человеку устроиться учеником к известной берлинской женщине-фотографу Иве, а отец предрек ему «окончание жизни в выгребной яме».
В те времена обучение фотографии в Германии находилось под государственным контролем. Мастера-фотографы за плату принимали себе учеников, которые, прежде чем получить профессиональный сертификат, должны были отслужить установленный срок подмастерьями. Прошел через это и Хельмут Ньютон - с той лишь разницей, что, обучаясь фотографии у настоящей светской львицы, он помогал ей осуществлять фотосъемки для модных журналов, делать портреты балерин, актеров и актрис, а также составлять каталоги нижнего белья, что было юноше особенно по вкусу. Именно под руководством Ивы молодой человек постигал основы профессии, учился обрабатывать фотопластинки и работать как в павильоне, так и на пленэре. Однако счастливая пора ученичества продлилась для Хельмута Ньютона недолго.
В 1938 году отец Ньютона, как и многие другие немецкие евреи, был арестован. Хотя его почти сразу выпустили, второго урока Ньютону-старшему не потребовалось. С трудом получив разрешение на выезд за рубеж, буквально через несколько дней Ньютоны покинули Германию. Дальше семья разделилась: отец и мать отправились в Южную Америку, а 18-летний Хельмут - в Китай, где на некоторое, весьма недолгое, время обосновался в доме своей тети. Устроившись фоторепортером в раздел светской хроники местной газеты, молодой человек проработал там две недели, после чего был уволен за непрофессионализм. Вскоре после этого юноша покинул Шанхай и отправился в Сингапур, где открыл свое первое собственное ателье. Впрочем, осесть ему не удалось и там. Когда японцы вторглись в Сиам и двинулись к Малайе, Ньютон, как и большинство эмигрантов, был посажен на корабль и вывезен из страны. Так, после продолжительного морского путешествия, молодой фотограф оказался в Австралии в лагере для интернированных.
От занятий фотографией пришлось на несколько лет отказаться. В военные годы Хельмут Ньютон работал на сборе фруктов, а когда Австралия вступила в войну, пошел в армию. Только в 1946 году, вернувшись в Мельбурн, молодой человек вновь создал крошечную фотостудию. Тогда же он познакомился с актрисой Джун Брюннель, которая в 1948 году стала его женой и верной помощницей. Однако и спустя несколько лет после того, как он открыл собственное ателье, фотограф был далек от процветания. Большинство его заказов исчерпывались съемкой свадеб и редкими каталогами одежды. Единственным доступным Ньютону рабочим инструментом оставалась старая камера «Торстон Пикар» с тремя двусторонними кассетами, которые позволяли сделать шесть снимков, после чего фотограф каждый раз был вынужден отправляться обратно в студию для перезарядки. Несмотря на это, Ньютону время от времени удавалось «прорваться» в модные журналы, в том числе приложение к австралийскому Vogue. Это укрепило его веру в собственные силы настолько, что через несколько лет он принял решение отправиться в Европу и попытать счастья в английском Vogue.
Однако заявить о себе в Европе оказалось непросто. Редакторы журнала отнюдь не рвались сотрудничать с малоизвестным фотографом, а в парижском Elle, куда Ньютон предложил некоторые свои снимки, его попросту осмеяли. К счастью, несмотря на первые неудачи, амбициозный новичок не опустил руки. Постепенно он обзавелся знакомствами, которые открыли ему путь в мир моды и помогли приобрести нужный опыт - здесь неоценимым оказалось общение с американским фотографом Клодом Вирджином, который к тому времени достиг немалых успехов в художественной съемке обнаженной натуры. Под влиянием новых друзей, Ньютон быстро постиг особенности съемки одежды и начал понимать прелести работы на натуре, без скучного студийного света. А вот материальное положение его все еще оставалось далеким от идеального. На два года фотограф даже был вынужден покинуть Европу для работы в австралийском Vogue. Только в 1961 году Ньютон, наконец, вернулся в Европу и был приглашен во французский Vogue - теперь уже не как новичок, а как звезда.
Поучения редакторов остались позади - к идеям Ньютона прислушивались, а его работы вызывали неизменный восторг. Фотографу предоставлялась полная свобода творчества, причем не только в покоренном им Vogue, но и в других журналах, в частности, революционном для своего времени Queen, арт-директором которого был друг Ньютона Вилли Лендэлз. Начиналась эпоха расцвета модной фотографии, и Хельмут Ньютон стал ее настоящим кумиром.
Показы моды, фотосессии для модных журналов и приглашения на съемки следовали чередой. Квартира в модном парижском квартале, виноградник в Рамателле, новые машины - Хельмут Ньютон вступил в эру процветания и стал намного богаче, чем был некогда пророчивший ему нищету отец. В 1962 году для фотографа открылась возможность покорить и США - главный редактор американского Vogue Диана Врилэнд пригласила Ньютона в Нью-Йорк. Однако, несмотря на взаимную заинтересованность, опыт совместной работы оказался неудачным. Вкусы фотографа, создающего чувственные женские образы, и редактора, желавшей видеть восточную экзотику, расходились слишком кардинально. После нескольких неудачных попыток сотрудничества издатели американского Vogue даже рекомендовали фотографу изучить творчество Ричарда Аведона и создать для них «нечто похожее». Разумеется, для Ньютона подобное предложение было абсолютно неприемлемо. Только в 1971 году новый редактор американского Vogue Алекс Либерман, наконец, полностью согласился на все условия фотографа и с готовностью приступил к публикации его последних, нередко весьма рискованных, композиций.
С этого времени карьера Ньютона поступательно и неизменно шла вверх. В 60 - 80-е годы ему позировали чуть ли не все знаменитости: Энди Уорхол, Сальвадор Дали, Дэвид Боуи, Мик Джаггер, Софи Лорен, Элизабет Тейлор и многие другие. Фотограф активно и плодотворно работал в Америке и Европе, создавая четыре коллекции в год для французского Vogue и еще четыре в Милане и Риме. Целиком отдаваясь работе, фотограф нередко забывал о самом себе: держался на одних сигаретах, работал без сна и отдыха, злоупотреблял алкоголем. Такой образ жизни вполне закономерно для немолодого уже человека вылился в проблемы с сердцем. На одной из съемок в Нью-Йорке Хельмут Ньютон потерял сознание и провел две недели в клинике. Дальше игнорировать собственное здоровье было нельзя - фотограф был вынужден изменить образ жизни и перебрался в Монте-Карло. Впрочем, он продолжал работать для большинства ведущих мировых журналов и выполнять заказы на рекламные кампании (среди наиболее успешных можно отметить серию Autoerotic, созданную им для Volkswagen).
В 2003 году в Москве в рамках фестиваля «Мода и стиль в фотографии» прошла выставка Хельмута Ньютона под названием «Ретроспектива», а сам мэтр приехал в Россию, чтобы дать уникальный мастер-класс для российских фотографов. К несчастью, это была одна из последних крупных выставок Ньютона. 23 января 2004 года фотограф погиб в автомобильной катастрофе.
Фотоработы
Автобиография
Хельмут Ньютон - величайший художник всех времен и народов, один из столпов современного искусства, наряду с Дали и Уорхоллом. Обладавший скандальной репутацией несговорчивого «плохого парня», Ньютон вывел свою собственную формулу физического совершенства, учитывающую мельчайшие составляющие красоты человеческого тела.
Врожденное чувство прекрасного и утонченный, порою сознательно доведенный до абсурда эротизм сделали Ньютона культовой фигурой в мире фотоискусства, индустрии моды, стиля и эротики.
Хельмут Ньютон
Москва «Эксмо» 2004
Helmut NEWTON
AUTOBIOGRAPHY
Перевод с английского К. Савельева
Оформление художника Е. Савченко
Посвящается Максу, Клэр и Джун
Портрет Хельмута Ньютона
ПРОЛОГ
Мне было три или четыре года, и я лежал в кроватке в квартире моих родителей на Иннсбрукерштрассе. Была ночь, всегда ночь- многие мои воспоминания связаны с ночным временем суток.
Моя няня, моя Kinderfraulein, собирается выходить из комнаты, и сейчас она обнажена до пояса. На ней комбинация, и она сидит перед зеркалом. Над зеркалом в моей комнате был светильник. Она прихорашивается и выглядит чрезвычайно красивой. Насколько я себя помню, это первый раз, когда я видел полуобнаженную молодую женщину перед зеркалом.
Мои родители часто посещали вечеринки и ночные клубы, но мама всегда приходила ко мне перед сном, чтобы пожелать доброй ночи. Я помню прикосновение ее обнаженных рук, - потому что иногда она носила платье для коктейлей или вечернее платье, - и помню свой восторг и волнение от этих прикосновений. Тогда мама была для меня самой привлекательной и любимой женщиной на свете.
У моей кровати стояла лампа с очень тусклым светом. Иногда мама приходила ко мне до того, как надевала платье: на ней была комбинация с лифчиком и жемчужное ожерелье. Комбинация шелковая, всегда телесного цвета, никогда не черная. Она приходила и садилась у изголовья моей кровати. Ее сопровождал нежный аромат; она предпочитала духи «Шанель №5». Я помню, как обнимал ее и ощущал ее кожу.
Моя мать была довольно пышной женщиной, с большой грудью, округлыми руками и плечами. Она была не так уж молода, поскольку я был поздним ребенком, но я не осознавал этого. Я любил свою мать; я обожал ее.
Иногда она говорила мне, что на самом деле я не был ее ребенком. Меня якобы нашли на заднем крыльце, завернутого в пеленку с вышитой семизубцовой короной и аристократическими инициалами.
ЧАСТЬ I: БИОГРАФИЯ
Автопортрет с друзьями в Халензее, 1935 г.
ГЛАВА 1. ДЕТСТВО
Я родился в 11.30 утра, в воскресенье, 31 октября 1920 года, в берлинском пригороде под названием Шонеберг. Мама мне говорила, что с утра шел дождь, но, после того как я появился на свет, неожиданно выглянуло солнце.
Моя мать происходила из состоятельной семьи и вышла замуж за богатого человека, который умер, когда она была еще совсем молодой.
У них был один ребенок - мой сводный брат Ханс. Мой отец происходил из бедной семьи, жившей в крошечной деревушке в Силезии. Когда он женился на моей матери, то стал управлять фабрикой, принадлежавшей ее первому мужу, где изготовляли пряжки и пуговицы.
Мама обладала живым воображением и рассказывала мне удивительные истории о том, как она познакомилась с моим отцом, Максом, и как он влюбился в ее прекрасные ноги.
У нее действительно были красивые ноги. Она была привлекательной молодой вдовой, а он бедным солдатом, недавно вернувшимся с русского фронта в 1918 году. Они полюбили друг друга и поженились. Я родился во время блокады Германии странами Антанты после Первой мировой войны, на два месяца раньше срока - слабый и болезненный ребенок.
Мой отец после возвращения с русского фронта после Первой мировой войны
Коровьего молока было не достать, поэтому меня кормили козьим молоком, продававшимся в то время в Берлине. По словам матери, только поэтому мне удалось вырасти здоровым, красивым и сильным.
Несколько лет назад, когда мы с моей женой Джун отправились в Берлин, то посетили некоего Иоахима, который когда-то был нашим семейным шофером. Он узнал меня по фотографии в немецком журнале и связался со мной. Жена Иоахима много лет служила у моего дяди по фамилии Гольдшмидт, поэтому она хорошо знала историю семьи. Думаю, именно через нее Иоахим получил работу шофера у моего отца. Поэтому, когда мы с Джун сидели за столом в маленьком загородном доме и пили кофе с пирожными, некоторые семейные легенды обрели реальную основу.
«А знаешь ли ты, Хельмут, что ты вовсе не был недоношенным ребенком?» Я ответил, что не знаю; я всегда верил в историю, которую мне рассказывали, и не имел причин сомневаться в ней. На самом деле, сказала жена Иоахима, твой отец очень настойчиво добивался любви твоей матери, поэтому она уже два месяца была беременной, когда они пошли к алтарю и обвенчались.
Жена Иоахима твердо настаивала, что это правда, и, по-видимому, многие члены нашей семьи были в курсе событий. Они знали, что Клэр и Макс очень любят друг друга и спали вместе задолго до того, как поженились.
Потом мы выслушали еще несколько семейных историй. Оказывается, свадьба дяди Гольдшмидта не обошлась без драматической сцены. В день бракосочетания, пока новобрачные находились в синагоге, в толпе снаружи их поджидала женщина с младенцем на руках. Когда молодые супруги вышли на улицу, женщина подняла младенца над головой и закричала: «Это твой ребенок! Это твой ребенок!»
Род Маркиевичей по материнской линии моей семьи был богат эксцентричными личностями. Дедушка Маркиевич, отец моей матери, родившийся в 1840 году, стал так называемым «бродячим студентом» и исколесил всю страну в поисках удачи. В конце концов он оказался в Италии, где попытался присоединиться к Гарибальди в войне за независимость, но получил отказ из-за слишком юного возраста. Тогда он отплыл в Америку и завербовался в армию юнионистов в 1865 году. Большую часть службы он провел в качестве одного из специальных охранников миссис Грант, жены знаменитого генерала. Она благоволила к нему и послала его в артиллерийское училище в Форт-Монро в штате Виргиния.
В 1938 году мне понадобилась копия свидетельства о рождении, чтобы получить паспорт
Он стал американским гражданином и сменил фамилию на Маквис, поскольку его знакомые не могли выговаривать «Маркиевич». Потом он вернулся в Берлин, женился и обзавелся тремя сыновьями и пятью дочерями. Одной из них была моя мать Клэр, или Клара.
Дедушка Маркиевич был новатором в области рекламы и сделал состояние на размещении рекламных плакатов на общественном транспорте - автобусах и трамваях. Его любимым увлечением была карета, запряженная шестеркой лошадей, в которой он ездил по берлинским улицам с огромной скоростью. По преданию, он так любил своих лошадей, что, когда их попоны износились и обтрепались края, он отдал их самому дешевому портному, которого мог найти, чтобы тот сшил из них зимние пальто для его дочерей.
Моя мать относилась к окружающим с определенной долей снобизма, но эта черта вообще была характерна для берлинцев. Они свысока смотрели на всех, кто не был искушен в тонкостях городской жизни. Хотя сам Макс очень быстро приобрел столичный лоск, остальным членам его семьи это не удалось. Моя мать презирала родственников мужа. Естественно, что, приезжая из Силезии, они не могли похвастать столичным шиком, зато брали количеством. Мать постоянно жаловалась, что у отца слишком много родственников.
Мы жили в доме на Иннсбрукерштрассе. У парадной двери нашего дома, как и у всех соседних домов, находилась большая черная кнопка звонка, вделанная в блестящую бронзовую тарелку с эмалированным ободком, на котором было написано «Aufgang nur fur Herrshaften»[ 1 ]. Когда кто-нибудь нажимал кнопку, наверху открывалось маленькое окошко, и консьержка выглядывала наружу, чтобы рассмотреть посетителя. Если он не выглядел как «Herrshaft», или джентльмен, она кричала, чтобы он пользовался входом для прислуги.
Под стропилами крыши располагался так называемый Boden[ 2 ], проходивший по всей длине здания. Служанки пользовались им для стирки, сушки и глаженья большого белья. В перерывах между работой они напевали дворовые романсы. Мне нравилось подниматься на чердак; там всегда пахло свежевыстиранным бельем, а белые простыни колыхались на легком сквознячке. Многие из моих модных фотографий были сделаны в местах, напоминавших о моем детстве, а такие прачечные даже сейчас можно найти в старых больших гостиницах, где я люблю фотографировать.
Фрау Нойштадтер с детства внушала сыну Хельмуту мысль о том, что он необыкновенный ребенок. Она любила рассказывать ему «страшную тайну» о его появлении на свет: младенцем его якобы нашли на крыльце дома завернутым в пеленку «с выши-той короной и аристократическими инициала-ми». Конечно, все это было выдумкой, вариаци-ей на тему приносящего детей аиста. Хельмут появился на свет 31 октября 1920 года в Бер-лине, в обеспеченной еврейской семье: его ро-дители, Макс и Клара Нойштадтеры, владе-ли фабрикой по изготовлению пуговиц, жили в просторной квартире, держали прислугу и шофера. Хельмут вспоминал, что в детстве ви-дел окружающий мир только через окно авто-мобиля. С матерью, баловавшей своего поздне-го ребенка, мальчик был очень близок. Клара Нойштадтер, умная, образованная и незави-симая женщина, весьма сильно повлияла на формирование у сына идеала женщины. Не меньше, чем старший брат Ханс, сьн фрау Ной-штадтер от первого брака. Ханс тайком от матери брал сводного брата на прогулки по вечер-нему городу и показывал ему уличных женщин. Позднее Хельмут признавался, что экскурсии по кварталам красных фонарей оказали на его восприятие женщины не меньшее влияние, чем вид богатых и ухоженных дам на модных ку-рортах и в дорогих ресторанах, где он проводил много времени вместе с родителями.
Учился Хельмут неохотно, отчаянно прогули-вал занятия в школе при американской миссии, куда его определила мать. Единственный урок, который он старался не пропускать, была лите-ратура. Читать он обожал. Его любимым немец-ким писателем был Стефан Цвейг. По-английс-ки же Хельмут хотя и читал свободно, но ничего серьезнее модных американских журналов, ко-торые в изобилии выписывала фрау Нойштад-тер, не признавал.
Фотографией Хельмут увлекся назло отцу. Ему захотелось поснимать отцовским фотоаппаратом. «Это был волшебной красоты Kodak . Большая раздвижная камера, обтянутая кожей и снабженная оптическим экспонометром. Там, в отверстии, сверкал голубой огонек...» - вспо-минал он. Отец камеру никому не доверял, даже сыну, и 12-летний Хельмут, сэкономив карман-ные деньги, купил себе фотоаппарат сам. После чего заявил отцу, что будет делать карьеру в фо-тографии и непременно прославится. Он быстро познакомился с несколькими фоторепорте-рами и стал пропадать в редакциях. Отец был в шоке: «Мой мальчик, ты окончишь свои дни в выгребной яме, - говорил он сыну. - Ты дума-ешь только о девках и фотографиях».
Старший Нойштадтер видел сына успешно продолжающим фамильное пуговичное дело. Он был уверен, что этому не помешает ни при-ход к власти Гитлера, ни принятые законы о расовой чистоте. Когда-то воевавший в гер-манской армии, а теперь занимавший солид-ное положение в обществе, отец Хельмута был поборником всего немецкого - вплоть до того, что он запрещал семье разговаривать дома на идиш. Он, вспоминал Хельмут, был настолько самонадеян, что перевел сына в гимназию, где царили нацистские идеи. Мать оказалась прак-тичнее: как большинство немецких евреев в те годы, она понимала, что сыну нужно получить профессию, которая сможет его прокормить в случае эмиграции. Она устроила его учени-ком к известной берлинской фотохудожнице Иве (Эльза Симон). Успехи парня были столь значительны, что наставница в скором време-ни не только отменила для него плату за учебу, но и назначила его своим помощником с соответствующим жалованьем.
Если бы не нацисты, - писал позднее Ньютон в своей «Автобиографии», - отец настоял бы на том, чтобы я стал коммерсантом, хотя способностей к этому у меня было не боль-ше, чем у Ханса. Рано или поздно я бы прос-то сбежал и разбил сердце моему отцу. Гитлер сделал это за меня». В 1938 году Макс Нойш-тадтер был отстранен от руководства фабрикой и заменен на «арийца», а вскоре арестован и отправлен в концлагерь. «Мать позвони-ла на курсы фотографии, которые я посещал, она была совершенно расстроена и напуга-на, - вспоминал Ньютон. - «Хельмут, не возвра-щайся домой. Твой отец уехал в командиров-ку, а тебя ищут», - услышал я. Это был шифр, которым пользовались в то время, чтобы сооб-щить, что человека забрали в концлагерь. Пос-ле лекции мне все-таки пришлось пробраться домой: у меня в кармане оставалась только ме-лочь для поездки на автобусе. Я взял самые не-обходимые вещи, мать дала мне немного денег, и я тайком ушел из дому».
Некоторое время он прятался у двоюродно-го брата, активиста НСДАП, но потом пришлось ночевать даже на улице. В конце концов мате-ри Хельмута удалось добиться того, что ее мужа выпустили из лагеря и разрешили семье поки-нуть Германию. Брат Ханс уже давно жил за границей, родители собрались ехать в Южную Америку, Хельмут же сначала перебрался в ита-льянский город Триест, откуда отправился па-роходом в Сингапур, бывший в то время анг-лийской колонией.
Молодому фотографу, хорошо говоряще-му на английском, почти сразу удалось устроиться на работу в отдел светской хрони-ки газеты Singapore Straits Times . Однако из-за робости, которую он испытывал на светских ве-черинках, Хельмут провалил первое же редак-ционное задание и оказался на улице букваль-но без гроша в кармане. Приютил его новый приятель, с которым они вместе плыли на корабле. Жили в тесноте, питались в дешевых местных забегаловках, куда другие европейцы даже боялись заходить.
Почти отчаявшегося Хельмута спасла доволь-но известная в Сингапуре мадам Жозетта Фабьен. Эта немолодая дама работала в комиссии по устройству иммигрантов и заприметила сим-патичного молодого человека, когда Хельмут только сошел с трапа корабля. Приглашение на ланч от Жозетты и последовавшее за ним пред-ложение переехать к ней жить Хельмута не сму-тили - ему всегда нравились зрелые женщины. К тому же мадам Фабьен приняла деятельное участие в его судьбе: помогла открыть маленькую фотостудию и регулярно выводила в свет. Все вокруг осуждали молодого альфонса, но го-раздо более неприятным для него оказалось то, что в этом расслабленном существовании он почти забыл о своем страстном желании стать знаменитым фотографом. К счастью, эта связь начала тяготить Хельмута.
В один из дней 1940 года молодому иммигран-ту вручили уведомление о том, что он будет вы-слан: шла война, и немецких евреев на острове стали рассматривать как «пятую колонну». Вмес-те с другими «немцами» его посадили на корабль и отправили в Австралию, где путешественников ждал лагерь для интернированных. Негодный для тяжелой физической работы, Хельмут вы-звался чистить туалеты, это занятие отнимало совсем немного времени, хотя и тяготило своей бессмысленностью. К тому же этот «самец» - так юный Нойштадтер сам себя называл - оказался начисто лишенным женского общества. Вскоре власти страны решили, что интернированных вполне можно использовать на благо австралий-ской экономики - так Хельмут попал на сбор пер-сиков для консервного завода. Спасаясь от ядо-витых змей, работники спали в цеху, несколько раз на них нападали грабители, но все это ни в какое сравнение не шло с лагерем. Возвращать-ся туда никому не хотелось, поэтому после окон-чания сезона сбора персиков оставался один вы-ход - пойти в австралийскую армию.
Поначалу вся служ-ба состояла в том, чтобы отмечаться по утрам на переклич-ке, остальное время Хельмут предавал-ся плотским утехам с местными красот-ками, наверстывая упущенное в ла-гере. Вскоре ему пришлось сесть за руль автомобиля и возить офицера, который, отправляясь на танцы, пре-дупреждал молодого водителя, чтобы тот не те-рял времени и тоже присмотрел себе хорошень-кую девушку. Беззаботное время кончилось, когда Хельмута вместе с другими солдатами от-правили сначала чернорабочими на железную дорогу, а затем - на сахарный и цементный за-воды. В 1946 году он наконец-то смог демоби-лизоваться и получить долгожданный паспорт. Тогда-то ему в голову пришла идея поменять фа-милию: «Я поклялся никогда больше не думать о себе как о Нойштадтере. Хотя некоторые люди подозревали, что моя настоящая фамилия зву-чала иначе, я с большим успехом убедил весь мир, что меня зовут Хельмут Ньютон».
Хельмут остался в Мельбурне, несмотря на то, что мать и брат настойчиво звали его к себе в Аргентину: он любил Австралию. На этом счастливом для него континенте он встре-тил свою единственную настоящую любовь. Молодую театральную актрису Джун Браун привела в его маленькую студию подружка, ко-торая работала у Хельмута ассистентом: Джун хотела подзаработать денег, позируя фотогра-фу. С этой женщиной Хельмут, по собственному признанию, словно попал в другое измерение: она давала ему то ощущение полета, которое не-обходимо для творчества. «Когда он делал мне предложение, - вспоминала Джун, - то заме-тил, что я всегда буду его второй любовью, пото-му что свою первую любовь - фотографию - он никогда не бросит». Жена безропотно приняла это условие и стоически переносила отсутствие денег в семье. Экономя деньги на ассистентке, Хельмут брал Джун на все съемки, она прини-мала посетителей в фотомастерской мужа, про-являла снимки. В конце концов, расставшись со сценой, она сама стала фотографом, взяв себе псевдоним Алиса Спрингс.
В Австралии сбылась давняя мечта Хельмута - он стал сотрудничать с местным приложением к английскому Vogue , и достаточно ус-пешно, в особенности потому, что конкуренции среди модных фотографов здесь почти не было. В 1957 году он получил наконец приглашение поработать в Лондоне. Однако карьера в Анг-лии не задалась с самого начала. Бегая по горо-ду и пытаясь снимать моделей в самых разных местах, Хельмут всякий раз выходил за рам-ки приличий, установленных англичанами для модного фотографа. Так, сфо-тографировав женщину, прислонившуюся к фонарному столбу, он услышал от редак-тора язвительное замечание насчет того, что приличных леди нельзя застать в подоб-ной позе. В семье по-прежне-му не было денег, жили в де-шевых квартирках. Чтобы заработать на жизнь, Ньютон снимал незатейливую рекла-му и делал визитные карточки для проституток. Поняв, что окончательно теряет себя, он объявил жене, что они поки-дают Лондон и уезжают в Па-риж. В редакции Vogue не воз-ражали и отпустили его до окончания срока контракта.
В Париже Ньютон нашел то, что как фотогра-фу нужно было ему в первую очередь: очарование повседневной жизни, в которую он бросился с головой. Он считал, что любая фран-цуженка достойна попасть на обложку журнала, и подчеркивал, что мода у этих женщин в крови. Первые неудачи во французских журналах и да-же откровенные насмешки над «провинциалом» ни капли не смутили Ньютона. Он настойчиво ходил по редакциям и буквально засыпал их сво-ими снимками, получив прозвище «пронырли-вый Хельмут». В конце концов он получил рабо-ту в знаменитом в конце 50-х Jardin des Modes . Мастерской для Ньютона, подобно его кумиру, легендарному фотографу Брассаи, стали улицы любимого Парижа, туда он выводил своих моде-лей и с тех пор решительно не признавал съемок в студии. «Женщина живет не напротив фона из белого картона, - заявлял Ньютон. - Она живет в доме, в машине, на улице».
«Желание стать известным сжигало меня из-нутри», - признавался Ньютон позднее. Ближай-шей целью фотографа был французский Vogue , работу в котором он наконец получил в 1961 году. Правда, издателей смущала откровенная эротика, которой были пронизаны все работы фотографа. Алекс Либерман, креативный ди-ректор американской редакции, который впос-ледствии стал большим другом Хельмута, по-началу даже предупреждал коллег, чтобы они были поосторожнее с публикацией его снимков. Идеи Ньютона и их воплощение вообще часто шокировали заказчиков, поэтому он стал прибегать к хитрости. Напри-мер, получив задание от престижного французского журнала Realite на съем-ки знаменитого отеля «Вилла д"Эсте» на озере Комо в Италии, он, как всегда, сделал две серии фотографий: одну, от-носительно строгую, - для публикации, другую, фривольную, - для себя. Вторая впоследствии вошла в книгу Ньюто-на, что привело в ярость дирекцию гос-тиницы, которая, однако, по прошест-вии времени не могла не признать, что снимки замечательные. Среди возму-щавшихся творчеством Ньютона были и феминистки, которые, как ни стран-но, упрекали его в женоненавистничес-тве. На что тот отвечал: «Неужели я стал бы тра-тить свою жизнь на съемки того, что терпеть не могу? На моих фотографиях женщины выглядят могущественными, они источают огромную сек-суальную энергию, которая завоевывает муж-чин. У меня победу празднуют женщины, а муж-чины - просто их аксессуары, рабы. Я все-таки думаю, что я феминист».
Революционные идеи французского журна-ла прекрасно совпадали с мироощущением Ньютона. «Нас пускали рыскать по парижским улицам, как свору диких собак, чтобы мы прино-сили самые скандальные фотографии, опублико-вать которые хватит смелости только у редакто-ров французского Vogue », - вспоминал Ньютон. С начала 70-х годов он начал успешно работать и для американской редакции этого издания, и по заданиям других известных журналов, таких как Harper"s Bazaar, Queen, Elle, Vanity Fair, постоянно путешествуя между Парижем, Мила-ном, Нью-Йорком и Берлином. Он мог не спать неделю, снимая очередную коллекцию, а едва оп-равившись после перенесенного инсульта, пригласил в палату клиники модель и нетвердой еще рукой принялся ее фотографировать.
Ньютон фонтанировал идеями, которые, впрочем, всегда тщательно обдумывал и стремился воплотить, какими бы сложными они ни были. На одной из его фотографий самолет преследовал бегущую девушку. Это был сни-мок в духе Хичкока, обыгрывающий сцену из его фильма «Норд-норд-вест». Ньютон неизмен-но черпал темы из современной культуры, безо-шибочно определяя, какие явления станут зна-ковыми для человека XX века.
В 1975 году Ньютон по заказу французского Vogue делал серию снимков в замке Арканжюс под Биаррицем во Франции. Привлеченный не-обычайно умными глазами своей модели, он развернул ее и заставил обнажить спину и бо-лее деликатную часть тела. Получившаяся фо-тография повергла ревнителей нравственности в шок: они никак не предполагали, что и к обна-женному телу можно применить эпитет «умное».
В 70-е годы окончательно сложился стиль Ньютона: эротика без малейшего намека на пош-лость, абсолютное равновесие чувственности и разума. Сам мастер подчеркивал, что «сексу-альность - это интеллект, она связана с головой», а женщины на его фотографиях выглядят зре-лыми, умными, осознанно привлекательными. Ньютона притягивали именно сильные женщи-ны, недаром среди его моделей были почти все знаковые фигуры времени, в том числе и Маргарет Тэтчер, Элизабет Тейлор, Лени Рифеншталь, Мадонна. Ни капли пиетета перед этими «икона-ми» Ньютон не испытывал: «Для меня фотогра-фия - это процесс совращения, - признавался он. - Какой бы властью ни обладал человек, в мо-мент фотосъемки он принадлежит мне целиком. Не всем фотографам удается совратить моделей, у моей жены и у многих других это не получает-ся. Они - честные фотографы, а я - нечестный». Делая в 1991 году снимки Маргарет Тэтчер, ко-торая, по его словам, «завораживала» («женщина во власти невероятно притягательна», говорил он), Ньютон сумел заставить «железную леди» по-казать, насколько она сексуальна. Во время фотосъемки премьер-министр старалась придать своему лицу нарочито мягкое выражение, но Ньютон подловил момент, когда она расслаби-лась и стала самой собой. В результате та самая фотография Тэтчер - с «украденным» стальным выражением лица - приобрела наибольшую из-вестность и является, вероятно, самым правди-вым из всех ее портретов. А в 2000 году Ньютон по заданию Vanity Fair снимал Лени Рифеншталь, и никто, включая Джун, не понимал, как он может работать с этой «подстилкой германского рейха» - так прозвали Лени в Берлине за ее доку-ментальные фильмы о Гитлере. Девяностодевя-тилетняя дама потребовала от фотографа одно-го: поклясться, что он больше никогда и нигде не назовет ее нацисткой. Ньютон, столько на-терпевшийся за свою жизнь от нацистов, согла-сился. Во-первых, он высоко ценил талант этой женщины, а во-вторых... «Что я мог поделать? - вспоминал он. - Я старая проститутка, поэтому думал только о фотографиях, которые надеял-ся отснять в тот же день, а для этого я мог пообещать даже жениться на ней». Это был подход на-стоящего большого художника.
Что я могу рассказать о своих послед-них двадцати годах? Что я встретил ог-ромное количество скучных голливудских кра-соток, что заработал кучу денег и летаю только первым классом. Больше ничего». И это - о на-сыщенном работой и впечатлениями времени! Ньютон, прославившийся на весь мир и полу-чивший несколько высоких наград, спокойно относился к своей известности, подчеркивая, что фотографирует только для себя. Однако уже в преклонном возрасте задумал основать «Фонд Хельмута Ньютона», отремонтировал на собс-твенные деньги здание в Берлине и передал в дар родному городу свой огромный архив - фотографии, наброски, записные книжки.
И все же открытия своего фонда-музея зна-менитый фотограф так и не увидел: 26 января 2004 года в Лос-Анджелесе прямо за рулем авто-мобиля у него случился инфаркт. Прах Ньютона был перевезен из Америки в Берлин и захоро-нен на кладбище Фриденау.
Как и большинство всемирно известных фото-графов, Ньютон прожил долгую жизнь - 83 года. Этот феномен долгожительства мэтров фотогра-фии он объяснял так: «Когда ты сталкиваешься с чем-то очень неприятным, фотокамера обра-зует нечто вроде барьера между мной и реальной жизнью». Впрочем, с неприятным он сталкивал-ся редко: «Если бы я не любил женщин, то с какой стати я стал бы проводить в их компании - оде-тых и раздетых - всю свою жизнь?»
Хельмут Ньютон - один из выдающихся фотографов ХХ века. Он уже давным-давно стал признанным классиком фотографии. Непревзойденный мэтр эротического жанра как-то произнес фразу, ставшую хрестоматийной: «Sex sells» («Секс помогает продавать»).
Предлагаем вам подборку наиболее знаковых и знаменитых фотографий Ньютона.
1. Джоди Фостер, 1987 год
Всемирную известность Ньютону принесла серия фотографий знаменитостей, на которых звезды изображены одновременно и чувственными, и холодными. Стоит отметить, сочетание несочетаемого в работах фотографа всегда вызывало множество дискуссий.
2. Моника Беллуччи
3. Рэйф Файнс
4. Мадонна
5. Синди Кроуфорд
6. Линда Евангелиста
7. Сигурни Уивер
8. Катрин Денев
10. Творческий путь Хельмута Ньютона достаточно разнообразен и красочен, и для знатоков фотографии мастерство Ньютона в первую очередь связано с его мизансценами…
11. …которые сделали настоящий переворот в большом мире моды и фотографии.
12. «Календарь», 2001 год
13. Своеобразным результатом его творчества стала, наверное, одна из самых дорогих книг в мире под названием Sumo, опубликованная в 1999 году. Она содержала основные работы автора и стоила 3 тыс. долларов. Но эта книга поражает не только своей стоимостью и содержанием, но и своими параметрами и весом: размеры - 50 × 70 см, вес - 30 кг.
14. Автор так рассказывал о себе и своем подходе к фотографии: «Буржуазные женщины более эротичны, чем парикмахерши или секретарши. Элегантность, образование, окружение - я верю в эти вещи; мне иногда за это стыдно, но это же правда. Женщина из высшего общества сексуальна по своей природе. Женщины, которых я снимаю, доступны, но их доступность зависит от времени и денег, которые вы можете на них потратить. Мои работы очень вульгарны - творческий процесс вообще неразрывно связан с дурным вкусом и вульгарностью».
15. «Обнаженная в бассейне». 1975 год. На одном из аукционов эта фотография была продана за 15 000 долларов США.
16. Надя Ауэрман - длинноногая модель из 80-90-х19. «Бергстром над Парижем», 1970 год
20. Одна из самых известных работ Ньютона, его автопортрет. Справа - его верный помощник, а иногда наставник, - его жена.
На аукционе Christie’s несколько лет назад эта фотография была продана за 140 000 долларов.
Открытие бизнеса
