Перелетная гнездящаяся птица семейства утиных, отряда гусеобразных. Зачастую, пернатые имеют миролюбивый характер, но если в стае становится мало места, они могут шипеть и проявлять агрессию для защиты своего потомства и территории.

Важно! При перелетах пернатые образуют клин - это помогает им перелетать на большие расстояния.

Описание и фото

Внешняя характеристика пернатых (взрослая особь):

• имеет среднее телосложение, длина от 80-85 см;
• весит не более 5-6 кг (самки не намного меньше самцов);
• имеет большой размах крыльев, около 150 см;
• имеет белый окрас (полностью белой птица становится в возрасте 3-4- лет);
• на окончаниях белых крыльев присутствуют черные перышки;
• вокруг клюва образовано коричневое пятнышко, сам клюв разовый;
• имеют короткие, но большие и мощные лапки разового цвета;
• шея короткая;
• хвост закругленной формы.

Знаете ли вы? Белого гуся еще называют «снежным » или «северным».

Белый гусь имеет два подвида:

class="table-bordered">

Где живет?

Белый гусь - птичка редкая и распространена только на территориях:

• севере Канады;
• северо-западе Гренландии;
• в России (на Чукотке, в Якутии, на острове Врангеля - возле небольших рек и озер);
• на побережье Арктики.

Зимовать пернатые улетают на территории:

• Соединенных Штатов Америки;
• Британской Колумбии;
• Канады;
• Калифорнии;
• Японии;
• Мексиканского залива.

Важно! Европа не является привлекательной территорией для обитания белых пернатых.

Северная птица может преодолевать очень большие расстояния уже в 2-месячном возрасте.
Достигнув половозрелости, пернатые ведут оседлый образ жизни, эта черта доминирует у самок, в связи с необходимостью продлевать род и формировать гнезда.

Жизненный цикл

Белый гусь проживает в среднем 10-20 лет, на свободе. Это гнездящаяся птица-кочевник, которая отдает предпочтение суше, хотя она прекрасно чувствует себя и на воде.

Белый гусь - весьма умная птица. Гусиные семьи стараются разбивать гнезда вблизи территории проживания белой совы, поскольку она отлично защищает свои владения от хищников (например, песцов) и таким образом защищает поселения северных гусей.

Песцы и чайки являются основными врагами пернатых. Нередки случаи, когда они воруют яйца или . Самки постоянно следят за гнездами и стараются не отходить от них далеко.

Знаете ли вы? Северные пернатые общаются на своем языке, который имеет приблизительно десять тональностей.

Питание

Питание снежной птицы зависит от места ее обитания. Например, в Канаде основу рациона составляет , а на острове Врангеля - вегетативные частички растений.

В основном, птицы употребляют:

• арктические травы;
• злаковые;
• лишайники;
• побеги ;
• корешки;
• семена и растений, растущих в тундре.

Пернатые могут употреблять и животные организмы, например:

• малые беспозвоночные пресноводные организмы;

• организмы, обитающие на морских побережьях и мелководьях.

Особенности размножения

Белый гусь - уникальная порода пернатых, образующая одну-единственную пару на всю жизнь.

Важно! По истечении трех лет, гуси становятся половозрелыми, именно в этот период они стараются создать семью.

Птички, создавшие семьи, держатся группами - так шансы выжить в суровой природе увеличиваются. Пернатые могут образовывать тысячные колонии, расстояние между которыми составляет 1-2 км.

В конце весны наступает сезон размножения. Самка откладывает по 4-6 яиц, молочного цвета.

Срок высиживания составляет 21 день. самка, а самец охраняет ее и свое будущее потомство.

Гнездятся птицы на земле, в которой мастерят небольшие углубления, а после устилают их пушком и засохшей травой.
В морозные зимы, когда места для обоснования гнезд в дефиците, самки могут подбросить свои яйца в чужие гнезда с целью сохранить потомство. Самки белого гуся - очень хорошие мамы, поэтому высиживают и свои, и чужие яйца.

Гуси представляют собой крупных водоплавающих птиц, разновидностей которых насчитывается не один десяток. Существуют дикие и домашние виды и на сегодняшний день они находятся в промежуточном звене между крупными лебедями и небольшими представителями уток. Но одним из самых популярных диких видов является Белый гусь. Именно этот вид очень часто упоминается в сказках. О нем поговорим и мы.

Белый или Полярный гусь относится к семейству утиные, отряду гусеобразные. Несмотря на свое название на белоснежном оперение все же есть темные перья в виде окантовки на концах крыльев. Представители этого вида являются довольно крупными, и их вес может достигать 5-6 кг, а длина тела – 80-85 см. На территории нашей страны Белые гуси встречаются достаточно редко и обитают только в некоторых зонах Якутии, на Чукотке и на острове Врангеля. А вот любимое место их обитания – это побережье Арктики, на зимовку птицы улетают на Мексиканский залив.

Внешний вид

Белые гуси, в отличие от некоторых других диких видов, достаточно крупные. Что удивительно, размах крыльев имеет в два раза больше длину, чем сама птица. Несмотря на то, что оперение полностью белого цвета, на концах крыльев присутствуют черные перья. Также вокруг клюва часто имеется темное коричневое пятнышко. Лапы розового цвета, крупные и мощные, но короткие. Белые птицы не отличаются длинной шеей и имеют закругленную форму хвоста. Как у многих представителей животного мира, Белый гусь самец крупнее, чем самка.

Внутри вида выделяют два подвида: малый и большой. Различия хоть и не существенны, но они есть как в размере, так и в цвете оперения.

Большой Белый гусь

Этот вид имеет сходства с Белым гусем, но отличительной его чертой является длинная шея. Еще он отличается от других представителей гусеобразных окраской, поскольку имеет сплошное белое оперение, кроме маховых перьев, которые окрашены в черный цвет.

Малый подвид

Малый Белый гусь является подвидом Большого Белого. Главным отличием этого вида является его размер и вес, который не превышает 2 кг. Обитает на территории Северной Канады и в районах Берингова пролива. Зимовать предпочитает в Калифорнии, Японии и в странах Западной Европы.

Эта птица может иметь два типа окраски: белую и голубую. Представители белого типа полностью покрыты белым оперением. Голубой окрас подразумевает темную окраску со светлой головой, шеей и несколькими перьями в хвосте.

Жизнь в дикой природе

Белый гусь – это перелетная птица, которая отлично летает и преодолевает большие расстояния. Но стоит отметить, что постигнув возраста половозрелости, многие представители этого вида предпочитают оседлый образ жизни. Особенно это проявляется у самок, которые предпочитают выбирать удобные места для формирования гнезд и размножения.

Основным рационом этих птиц являются арктические травы. Зачастую они предпочитают осоку, очень любят лакомиться вегетативными частями растений. Также поедают побеги деревьев, мхи и лишайники, злаки, корешки.

В природе птицы обитают большими дружными стаями. Они редко проявляют агрессию к друг другу и во время перелетов их численность может достигать до 1000 особей. Однако бывает так, что свободного места нет, тогда самцы, которые обладают миролюбивым характером и дружелюбием, могут быть агрессивны, защищая свою территорию, гнездо и потомство, тем самым устанавливая определенную иерархию.

Происхождение и ареал обитания

Гуси Белые, которые являются представителями семейства утиных, предпочитают выбирать места гнездования в северной части Гренландии, в Канаде и на востоке Сибири. У нас, как мы уже говорили, они встречаются на острове Врангеля, в Якутии и на Чукотке. Но самым излюбленным местом их обитания является остров Врангеля, где снег долго не задерживается, как в остальных северных частях.

На зиму эти птицы перелетают на юг, чаще всего на территорию США вдоль тихоокеанского побережья, где удачное расположение прибрежных лагун и агроландшафтов. Также на зимовку Белый гусь может мигрировать в Японию.

Размножение

Удивительно как для птиц, но Белый гусь выбирает одну пару на целую жизнь и отличается невероятной верность. До и после создания семьи птицы, зачастую, держатся группами, так как в дикой природе выжить единицам очень сложно. Случается так, что птицы организовывают колонии, которые могут насчитывать несколько тысяч гнезд. Половозрелыми они становятся в 3-летнем возрасте и в это время сами создают семьи, но стаю не покидают.

Самка откладывает от 4 до 6 яиц. Процесс насиживания длится порядка 3-х недель, после чего вылупляются пушистые гусята. Самец не помогает насиживать яйца, но далеко от самки не отходит. В момент опасности или угрозы он всегда на страже и готов защищать свою «возлюбленную» и свое потомство.

Стоит отметить, что самки могут подкладывать яйца в соседние гнезда. Однако это никоим образом не указывает на то, что они незаботливые матери. Подобное происходит лишь в случае отсутствия свободного места. А так как самки ответственные наседки, то не могут оставить ни свои, ни чужие яйца.

Главным врагом птиц является полярный песец, который, выбирая подходящий момент, может стащить яйцо или гусенка. Поэтому самка всегда держит во внимании гнездо и малышей. Также могут быть опасны чайки, которые любят полакомиться яйцами гусей и маленькими птенцами. Если Белый гусь здоров, у него достаточно корма и ему не угрожают хищники, то продолжительность его жизни достигает порядка 20 лет.

Эти гуси заслуженно пользуются популярностью, ведь сколько сказок и мультипликационных фильмов связано с этими птицами. Они преимущественно выступают положительными героями. Стоит только вспомнить рассказ о Нильсе, который летал на гусе, и который стал для мальчика настоящим другом.

Также нужно отметить, что этой птице даже открыт памятник в городе Курск, который символизирует преданность и удивительное чувство отцовства. Кроме того, существует памятник гусям в Риме, которые спасли город от проникновения врага, разбудив своим громким гоготом воинов-охранников.

Фотогалерея

Видео «Заповедник Остров Врангеля »

В этом видео вы сможете увидеть всю красоту и загадочность дикого края острова Врангеля. Здесь помимо гусей живет еще много птиц и животных.

БЕЛЫЙ ГУСЬ

Если бы птицам присваивали воинские чины, то этому гусю следовало бы дать адмирала. Все у него было адмиральское: и выправка, и походка, и тон, каким он разговаривал с прочими деревенскими гусями.

Ходил он важно, обдумывая каждый шаг. Прежде чем переставить лапу, гусь поднимал ее к белоснежному кителю, собирал перепонки, подобно тому как складывают веер, и, подержав этак некоторое время, неторопливо опускал лапу в грязь. Так он ухитрялся проходить по самой хлюпкой, растележенной дороге, не замарав ни единого перышка.

Этот гусь никогда не бежал, даже если за ним припустит собака. Он всегда высоко и неподвижно держал длинную шею, будто нес на голове стакан воды.

Собственно, головы у него, казалось, и не было. Вместо нее прямо к шее был прикреплен огромный, цвета апельсиновой корки клюв с какой-то не то шишкой, не то рогом на переносье. Больше всего эта шишка походила на кокарду.

Когда гусь на отмели поднимался в полный рост и размахивал упругими полутораметровыми крыльями, на воде пробегала серая рябь и шуршали прибрежные камыши. Если же он при этом издавал свой крик, в лугах у доярок звонко звенели подойники.

Одним словом, Белый гусь был самой важной птицей на всей кулиге. В силу своего высокого положения в лугах он жил беспечно и вольготно. На него засматривались лучшие гусыни деревни. Ему безраздельно принадлежали отмели, которым не было равных по обилию тины, ряски, ракушек и головастиков. Самые чистые, прокаленные солнцем песчаные пляжи - его, самые сочные участки луга - тоже его.

Но самое главное - то, что плес, на котором я устроил приваду, Белый гусь считал тоже своим. Из-за этого плеса у нас с ним давняя тяжба. Он меня просто не признавал. То он кильватерным строем ведет всю свою гусиную армаду прямо на удочки да еще задержится и долбанет подвернувшийся поплавок. То затеет всей компанией купание как раз у противоположного берега. А купание-то это с гоготом, с хлопаньем крыльев, с догонялками и прятками под водой. А нет - устраивает драку с соседней стаей, после которой долго по реке плывут вырванные перья и стоит такой гам, такое бахвальство, что о поклевках и думать нечего.

Много раз он поедал из банки червей, утаскивал куканы с рыбой. Делал это не воровски, а все с той же степенной неторопливостью и сознанием своей власти на реке. Очевидно, Белый гусь считал, что все в этом мире существует только для него одного, и, наверное, очень бы удивился, если бы узнал, что сам-то он принадлежит деревенскому мальчишке Степке, который, если захочет, оттяпает на плахе Белому гусю голову, и Степкина мать сварит из него щи со свежей капустой.

Этой весной, как только пообдуло проселки, я собрал свой велосипед, приторочил к раме пару удочек и покатил открывать сезон. По дороге заехал в деревню, наказал Степке, чтобы добыл червей и принес ко мне на приваду.

Белый гусь уже был там. Позабыв о вражде, залюбовался я птицей. Стоял он, залитый солнцем, на краю луга, над самой рекой. Тугие перья одно к одному так ладно пригнаны, что казалось, будто гусь высечен из глыбы рафинада. Солнечные лучи просвечивают перья, зарываясь в их глубине, точно так же, как они отсвечивают в куске сахара.

Заметив меня, гусь пригнул шею к траве и с угрожающим шипением двинулся навстречу. Я едва успел отгородиться велосипедом.

А он ударил крыльями по спицам, отскочил и снова ударил.

Кыш, проклятый!

Это кричал Степка. Он бежал с банкой червей по тропинке.

Кыш, кыш!

Степка схватил гуся за шею и поволок. Гусь упирался, хлестко стегал мальчишку крыльями, сшиб с него кепку.

Вот собака! - сказал Степка, оттащив гуся подальше. - Никому прохода не дает. Ближе ста шагов не подпускает. У него сейчас гусята, вот он и лютует.

Теперь только я разглядел, что одуванчики, среди которых стоял Белый гусь, ожили и сбились в кучу и испуганно вытягивают желтые головки из травы.

А мать-то их где? - спросил я Степку.

Сироты они…

Это как же?

Гусыню машина переехала.

Степка разыскал в траве картуз и помчался по тропинке к мосту. Ему надо было собираться в школу.

Пока я устраивался на приваде, Белый гусь уже успел несколько раз подраться с соседями. Потом откуда-то прибежал пестро-рыжий бычок с обрывком веревки на шее. Гусь набросился на него.

Теленок взбрыкивал задом, пускался наутек. Гусь бежал следом, наступал лапами на обрывок веревки и кувыркался через голову. Некоторое время гусь лежал на спине, беспомощно перебирая лапами. Но потом, опомнившись и еще пуще разозлившись, долго гнался за теленком, выщипывая из ляжек клочья рыжей шерсти. Иногда бычок пробовал занять оборону. Он, широко расставляя передние копытца и пуча на гуся фиолетовые глаза, неумело и не очень уверенно мотал перед гусем лопоухой мордой. Но как только гусь поднимал вверх свои полутораметровые крылья, бычок не выдерживал и пускался наутек. Под конец теленок забился в непролазный лозняк и тоскливо замычал.

«То-то!..» - загоготал на весь выпас Белый гусь, победно подергивая куцым хвостом.

Короче говоря, на лугу не прекращался гомон, устрашающее шипение и хлопанье крыльев, и Степкины гусята пугливо жались друг к другу и жалобно пищали, то и дело теряя из виду своего буйного папашу.

Совсем замотал гусят, дурная твоя башка! - пробовал стыдить я Белого гуся.

«Эге! Эге! - неслось в ответ, и в реке подпрыгивали мальки. - Эге!..» Мол, как бы не так!

У нас тебя за такие штучки враз бы в милицию. - «Га-га-га-га…», - издевался надо мной гусь.

Легкомысленная ты птица! А еще папаша! Нечего сказать, воспитываешь поколение…

Переругиваясь с гусем и поправляя размытую половодьем приваду, я и не заметил, как из-за леса наползла туча. Она росла, поднималась серо-синей тяжелой стеной, без просветов, без трещинки, и медленно и неотвратимо пожирала синеву неба. Вот туча краем накатилась на солнце. Ее кромка на мгновение сверкнула расплавленным свинцом. Но солнце не могло растопить всю тучу и бесследно исчезло в ее свинцовой утробе. Луг потемнел, будто в сумерки. Налетел вихрь, подхватил гусиные перья и, закружив, унес вверх.

Гуси перестали щипать траву, подняли головы.

Первые капли дождя полоснули по лопухам кувшинок. Сразу все вокруг зашумело, трава заходила сизыми волнами, лозняк вывернуло наизнанку.

Я едва успел набросить на себя плащ, как туча прорвалась и обрушилась холодным косым ливнем. Гуси, растопырив крылья, полегли в траву. Под ними спрятались выводки. По всему лугу были видны тревожно поднятые головы.

Вдруг по козырьку кепки что-то жестко стукнуло, тонким звоном отозвались велосипедные спицы, и к моим ногам скатилась белая горошина.

Я выглянул из-под плаща. По лугу волочились седые космы града. Исчезла деревня, пропал из виду недалекий лесок. Серое небо глухо шуршало, серая вода в реке шипела и пенилась. С треском лопались просеченные лопухи кувшинок.

Гуси замерли в траве, тревожно перекликались.

Белый гусь сидел, высоко вытянув шею. Град бил его по голове, гусь вздрагивал и прикрывал глаза. Когда особенно крупная градина попадала в темя, он сгибал шею и тряс головой. Потом снова выпрямлялся и все поглядывал на тучу, осторожно склонял голову набок. Под его широко раскинутыми крыльями тихо копошилась дюжина гусят.

Туча свирепствовала с нарастающей силой. Казалось, она, как мешок, распоролась вся, от края и до края. На тропинке в неудержимой пляске подпрыгивали, отскакивали, сталкивались белые ледяные горошины.

Гуси не выдержали и побежали. Они бежали, полузачеркнутые серыми полосами, хлеставшими их наотмашь, гулко барабанил град по пригнутым спинам. То здесь, то там в траве, перемешанной с градом, мелькали взъерошенные головки гусят, слышался их жалобный призывный писк. Порой писк внезапно обрывался, и желтый «одуванчик», иссеченный градом, поникал в траву.

А гуси все бежали, пригибаясь к земле, тяжелыми глыбами падали с обрыва в воду и забивались под кусты лозняка и береговые обрезы. Вслед за ними мелкой галькой в реку сыпались малыши - те немногие, которые еще успели добежать. Я с головой закутался в плащ. К моим ногам скатывались уже не круглые горошины, а куски наспех обкатанного льда величиной с четвертинку пиленого сахара. Плащ плохо спасал, и куски льда больно секли меня по спине.

По тропинке с дробным топотом промчался теленок, стегнув по сапогам обрывком мокрой травы. В десяти шагах он уже скрылся из виду за серой завесой града.

Где-то кричал и бился запутавшийся в лозняке гусь, и все натужнее звякали спицы моего велосипеда.

Туча промчалась так же внезапно, как и набежала. Град в последний раз прострочил мою спину, поплясал по прибрежной отмели, и вот уже открылась на той стороне деревня, и в мокрое заречье, в ивняки и покосы запустило лучи проглянувшее солнце.

Я сдернул плащ.

Под солнечными лучами белый, запорошенный луг на глазах темнел, оттаивал. Тропинка покрылась лужицами. В поваленной мокрой траве, будто в сетях, запутались иссеченные гусята. Они погибли почти все, так и не добежав до воды.

Луг, согретый солнцем, снова зазеленел. И только на его середине никак не растаивала белая кочка. Я подошел ближе. То был Белый гусь.

Он лежал, раскинув могучие крылья и вытянув по траве шею. Серый немигающий глаз глядел вслед улетавшей туче. По клюву из маленькой ноздри сбегала струйка крови.

Все двенадцать пушистых «одуванчиков», целые и невредимые, толкаясь и давя друг друга, высыпали наружу. Весело попискивая, они рассыпались по траве, подбирая уцелевшие градины. Один гусенок, с темной ленточкой на спине, неуклюже переставляя широкие кривые лапки, пытался взобраться на крыло гусака. Но всякий раз, не удержавшись, кубарем летел в траву.

Малыш сердился, нетерпеливо перебирал лапками и, выпутавшись из травинок, упрямо лез на крыло. Наконец гусенок вскарабкался на спину своего отца и замер. Он никогда не забирался так высоко.

Перед ним открылся удивительный мир, полный сверкающих трав и солнца.

Изложения

«Белый гусь» - (Носов Е.)

Если бы птицам присваивали воинские чины, то этому гусю следовало бы дать адмирала. Все у него было адмиральское: и выправка, и походка, и тон, каким он разговаривал с прочими деревенскими гусями.

Ходил он важно, обдумывая каждый шаг.

Когда гусь на отмели поднимался в полный рост и размахивал упругими полутораметровыми крыльями, на воде пробегала серая рябь и шуршали прибрежные камыши.

Этой весной, как только пообдуло проселки, я собрал свой велосипед и покатил открывать рыбачий сезон. Когда я проезжал вдоль деревни, Белый гусь, заметив меня, пригнул шею и с угрожающим шипеньем двинулся навстречу. Я едва успел отгородиться велосипедом.

Вот собака! - сказал прибежавший деревенский мальчик. - Другие гуси как гуси, а этот... Никому прохода не дает. У него сейчас гусята, вот он и лютует.

А мать-то их где? - спросил я.

Гусыню машина переехала. Гусь продолжал шипеть.

Легкомысленная ты птица! А еще папаша! Нечего сказать, воспитываешь поколение...

Переругиваясь с гусем, я и не заметил, как из-за леса наползла туча. Она росла, поднималась серо-сизой тяжелой стеной, без просветов, без трещинки, и медленно и неотвратимо пожирала синеву неба.

Гуси перестали щипать траву, подняли головы.

Я едва успел набросить на себя плащ, как туча прорвалась и обрушилась холодным косым ливнем. Гуси, растопырив крылья, полегли в траву. Под ними спрятались выводки.

Вдруг по козырьку кепки что-то жестко стукнуло, и к моим ногам скатилась белая горошина.

Я выглянул из-под плаща. По лугу волочились седые космы града.

Белый гусь сидел, высоко вытянув шею. Град бил его по голове, гусь вздрагивал и прикрывал глаза. Когда особенно крупная градина попадала в темя, он сгибал шею и тряс головой.

Туча свирепствовала с нарастающей силой. Казалось, она, как мешок, распоролась вся, от края и до края. На тропинке в неудержимой пляске подпрыгивали, отскакивали, сталкивались белые ледяные горошины.

Гуси не выдержали и побежали. То здесь, то там в траве, перемешанной с градом, мелькали взъерошенные головки гусят, слышался их жалобный призывный писк. Порой писк внезапно обрывался, и желтый «одуванчик», иссеченный градом, поникал в траву.

А гуси все бежали, пригибаясь к земле, тяжелыми глыбами падали с обрыва в воду и забивались под кусты лозняка. Вслед за ними мелкой галькой в реку сыпались малыши - те немногие, которые успели добежать.

К моим ногам скатывались уже не круглые горошины, а куски наспех обкатанного льда, которые больно секли меня по спине.

Туча промчалась так же внезапно, как и набежала. Луг, согретый солнцем, снова зазеленел. В поваленной мокрой траве, будто в сетях, запутались иссеченные гусята. Они погибли почти все, так и не добежав до воды.

На середине луга никак не растаивала белая кочка. Я подошел ближе. То был Белый гусь. Он лежал, раскинув могучие крылья и вытянув по траве шею. По клюву из маленькой ноздри сбегала струйка крови.

Все двенадцать пушистых «одуванчиков», целые и невредимые, толкаясь и давя друг друга, высыпали наружу. (449 слов) (По Е. И. Носову)
Перескажите текст подробно.

Придумайте свое название к данному рассказу и обоснуйте его.

Перескажите текст сжато.

Ответьте на вопрос: «Какие мысли и чувства вызывает у вас этот рассказ?»

Страница 5 из 28

БЕЛЫЙ ГУСЬ

Е сли бы птицам присваивали воинские чины, то этому гусю следовало бы дать адмирала. Все у него было адмиральское: и выправка, и походка, и тон, каким он разговаривал с прочими деревенскими гусями.

Ходил он важно, обдумывая каждый шаг. Прежде чем переставить лапу, гусь поднимал ее к белоснежному кителю, собирал перепонки, подобно тому как складывают веер, и, подержав этак некоторое время, неторопливо опускал лапу в грязь. Так он ухитрялся проходить по самой хлюпкой, растележенной дороге, не замарав ни единого перышка.

Этот гусь никогда не бежал, даже если за ним припустит собака. Он всегда высоко и неподвижно держал длинную шею, будто нес на голове стакан воды.

Собственно, головы у него, казалось, и не было. Вместо нее прямо к шее был прикреплен огромный, цвета апельсиновой корки клюв с какой-то не то шишкой, не то рогом на переносье. Больше всего эта шишка походила на кокарду.

Когда гусь на отмели поднимался в полный рост и размахивал упругими полутораметровыми крыльями, на воде пробегала серая рябь и шуршали прибрежные камыши. Если же он при этом издавал свой крик, в лугах у доярок звонко звенели подойники.

Одним словом, Белый гусь был самой важной птицей на всей кулиге. В силу своего высокого положения в лугах он жил беспечно и вольготно. На него засматривались лучшие гусыни деревни. Ему безраздельно принадлежали отмели, которым не было равных по обилию тины, ряски, ракушек и головастиков. Самые чистые, прокаленные солнцем песчаные пляжи - его, самые сочные участки луга - тоже его.

Но самое главное - то, что плес, на котором я устроил приваду, Белый гусь считал тоже своим. Из-за этого плеса у нас с ним давняя тяжба. Он меня просто не признавал. То он кильватерным строем ведет всю свою гусиную армаду прямо на удочки да еще задержится и долбанет подвернувшийся поплавок. То затеет всей компанией купание как раз у противоположного берега. А купание-то это с гоготом, с хлопаньем крыльев, с догонялками и прятками под водой. А нет - устраивает драку с соседней стаей, после которой долго по реке плывут вырванные перья и стоит такой гам, такое бахвальство, что о поклевках и думать нечего.

Много раз он поедал из банки червей, утаскивал куканы с рыбой. Делал это не воровски, а все с той же степенной неторопливостью и сознанием своей власти на реке. Очевидно, Белый гусь считал, что все в этом мире существует только для него одного, и, наверное, очень бы удивился, если бы узнал, что сам-то он принадлежит деревенскому мальчишке Степке, который, если захочет, оттяпает на плахе Белому гусю голову, и Степкина мать сварит из него щи со свежей капустой.

Этой весной, как только пообдуло проселки, я собрал свой велосипед, приторочил к раме пару удочек и покатил открывать сезон. По дороге заехал в деревню, наказал Степке, чтобы добыл червей и принес ко мне на приваду.

Белый гусь уже был там. Позабыв о вражде, залюбовался я птицей. Стоял он, залитый солнцем, на краю луга, над самой рекой. Тугие перья одно к одному так ладно пригнаны, что казалось, будто гусь высечен из глыбы рафинада. Солнечные лучи просвечивают перья, зарываясь в их глубине, точно так же, как они отсвечивают в куске сахара.

Заметив меня, гусь пригнул шею к траве и с угрожающим шипением двинулся навстречу. Я едва успел отгородиться велосипедом.

А он ударил крыльями по спицам, отскочил и снова ударил.

Кыш, проклятый!

Это кричал Степка. Он бежал с банкой червей по тропинке.

Кыш, кыш!

Степка схватил гуся за шею и поволок. Гусь упирался, хлестко стегал мальчишку крыльями, сшиб с него кепку.

Вот собака! - сказал Степка, оттащив гуся подальше. - Никому прохода не дает. Ближе ста шагов не подпускает. У него сейчас гусята, вот он и лютует.

Теперь только я разглядел, что одуванчики, среди которых стоял Белый гусь, ожили и сбились в кучу и испуганно вытягивают желтые головки из травы.

А мать-то их где? - спросил я Степку.

Сироты они…

Это как же?

Гусыню машина переехала.

Степка разыскал в траве картуз и помчался по тропинке к мосту. Ему надо было собираться в школу.

Пока я устраивался на приваде, Белый гусь уже успел несколько раз подраться с соседями. Потом откуда-то прибежал пестро-рыжий бычок с обрывком веревки на шее. Гусь набросился на него.

Теленок взбрыкивал задом, пускался наутек. Гусь бежал следом, наступал лапами на обрывок веревки и кувыркался через голову. Некоторое время гусь лежал на спине, беспомощно перебирая лапами. Но потом, опомнившись и еще пуще разозлившись, долго гнался за теленком, выщипывая из ляжек клочья рыжей шерсти. Иногда бычок пробовал занять оборону. Он, широко расставляя передние копытца и пуча на гуся фиолетовые глаза, неумело и не очень уверенно мотал перед гусем лопоухой мордой. Но как только гусь поднимал вверх свои полутораметровые крылья, бычок не выдерживал и пускался наутек. Под конец теленок забился в непролазный лозняк и тоскливо замычал.

«То-то!..» - загоготал на весь выпас Белый гусь, победно подергивая куцым хвостом.

Короче говоря, на лугу не прекращался гомон, устрашающее шипение и хлопанье крыльев, и Степкины гусята пугливо жались друг к другу и жалобно пищали, то и дело теряя из виду своего буйного папашу.

Совсем замотал гусят, дурная твоя башка! - пробовал стыдить я Белого гуся.

«Эге! Эге! - неслось в ответ, и в реке подпрыгивали мальки. - Эге!..» Мол, как бы не так!

У нас тебя за такие штучки враз бы в милицию. - «Га-га-га-га…», - издевался надо мной гусь.

Легкомысленная ты птица! А еще папаша! Нечего сказать, воспитываешь поколение…

Переругиваясь с гусем и поправляя размытую половодьем приваду, я и не заметил, как из-за леса наползла туча. Она росла, поднималась серо-синей тяжелой стеной, без просветов, без трещинки, и медленно и неотвратимо пожирала синеву неба. Вот туча краем накатилась на солнце. Ее кромка на мгновение сверкнула расплавленным свинцом. Но солнце не могло растопить всю тучу и бесследно исчезло в ее свинцовой утробе. Луг потемнел, будто в сумерки. Налетел вихрь, подхватил гусиные перья и, закружив, унес вверх.

Гуси перестали щипать траву, подняли головы.

Первые капли дождя полоснули по лопухам кувшинок. Сразу все вокруг зашумело, трава заходила сизыми волнами, лозняк вывернуло наизнанку.

Я едва успел набросить на себя плащ, как туча прорвалась и обрушилась холодным косым ливнем. Гуси, растопырив крылья, полегли в траву. Под ними спрятались выводки. По всему лугу были видны тревожно поднятые головы.

Вдруг по козырьку кепки что-то жестко стукнуло, тонким звоном отозвались велосипедные спицы, и к моим ногам скатилась белая горошина.

Я выглянул из-под плаща. По лугу волочились седые космы града. Исчезла деревня, пропал из виду недалекий лесок. Серое небо глухо шуршало, серая вода в реке шипела и пенилась. С треском лопались просеченные лопухи кувшинок.

Гуси замерли в траве, тревожно перекликались.

Белый гусь сидел, высоко вытянув шею. Град бил его по голове, гусь вздрагивал и прикрывал глаза. Когда особенно крупная градина попадала в темя, он сгибал шею и тряс головой. Потом снова выпрямлялся и все поглядывал на тучу, осторожно склонял голову набок. Под его широко раскинутыми крыльями тихо копошилась дюжина гусят.

Туча свирепствовала с нарастающей силой. Казалось, она, как мешок, распоролась вся, от края и до края. На тропинке в неудержимой пляске подпрыгивали, отскакивали, сталкивались белые ледяные горошины.

Гуси не выдержали и побежали. Они бежали, полузачеркнутые серыми полосами, хлеставшими их наотмашь, гулко барабанил град по пригнутым спинам. То здесь, то там в траве, перемешанной с градом, мелькали взъерошенные головки гусят, слышался их жалобный призывный писк. Порой писк внезапно обрывался, и желтый «одуванчик», иссеченный градом, поникал в траву.

А гуси все бежали, пригибаясь к земле, тяжелыми глыбами падали с обрыва в воду и забивались под кусты лозняка и береговые обрезы. Вслед за ними мелкой галькой в реку сыпались малыши - те немногие, которые еще успели добежать. Я с головой закутался в плащ. К моим ногам скатывались уже не круглые горошины, а куски наспех обкатанного льда величиной с четвертинку пиленого сахара. Плащ плохо спасал, и куски льда больно секли меня по спине.

По тропинке с дробным топотом промчался теленок, стегнув по сапогам обрывком мокрой травы. В десяти шагах он уже скрылся из виду за серой завесой града.

Где-то кричал и бился запутавшийся в лозняке гусь, и все натужнее звякали спицы моего велосипеда.

Туча промчалась так же внезапно, как и набежала. Град в последний раз прострочил мою спину, поплясал по прибрежной отмели, и вот уже открылась на той стороне деревня, и в мокрое заречье, в ивняки и покосы запустило лучи проглянувшее солнце.

Я сдернул плащ.

Под солнечными лучами белый, запорошенный луг на глазах темнел, оттаивал. Тропинка покрылась лужицами. В поваленной мокрой траве, будто в сетях, запутались иссеченные гусята. Они погибли почти все, так и не добежав до воды.

Луг, согретый солнцем, снова зазеленел. И только на его середине никак не растаивала белая кочка. Я подошел ближе. То был Белый гусь.

Он лежал, раскинув могучие крылья и вытянув по траве шею. Серый немигающий глаз глядел вслед улетавшей туче. По клюву из маленькой ноздри сбегала струйка крови.

Все двенадцать пушистых «одуванчиков», целые и невредимые, толкаясь и давя друг друга, высыпали наружу. Весело попискивая, они рассыпались по траве, подбирая уцелевшие градины. Один гусенок, с темной ленточкой на спине, неуклюже переставляя широкие кривые лапки, пытался взобраться на крыло гусака. Но всякий раз, не удержавшись, кубарем летел в траву.

Малыш сердился, нетерпеливо перебирал лапками и, выпутавшись из травинок, упрямо лез на крыло. Наконец гусенок вскарабкался на спину своего отца и замер. Он никогда не забирался так высоко.

Перед ним открылся удивительный мир, полный сверкающих трав и солнца.

Открытие бизнеса