Глухой зимой нашу школу взбудоражило невероятное событие: к нам едет фотограф из города. Фотографировать он будет «не деревенский люд, а нас, учащихся овсянской школы». Возник вопрос - где селить такого важного человека? Молодые учителя нашей школы занимали половину ветхого домишки, и у них был вечно орущий малыш. «Такую персону, как фотограф, неподходяще было учителям оставить у себя». Наконец фотографа пристроили у десятника сплавной конторы, самого культурного и уважаемого человека в селе. Весь оставшийся день школьники решали, «кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки». По всему выходило, что меня и левонтьевского Саньку посадят в самый последний, задний ряд, поскольку мы «не удивляли мир прилежанием и поведением». Даже подраться не получилось - ребята просто прогнали нас. Тогда мы начали кататься с самого высокого обрыва, и я начерпал полные катанки снега. Ночью у меня начали отчаянно ныть ноги. Я застудился, и начался приступ болезни, которую бабушка Катерина называла «рематизня» и утверждала, что я унаследовал её от покойной мамы. Бабушка лечила меня всю ночь, и уснул я только под утро. Утром за мной пришёл Санька, но пойти фотографироваться я не смог, «подломились худые ноги, будто не мои они были». Тогда Санька заявил, что тоже не пойдёт, а сфотографироваться успеет и потом - жизнь-то долгая. Бабушка нас поддержала, пообещав свезти меня к самому лучшему фотографу в городе. Только меня это не устраивало, ведь на фото не будет нашей школы. В школу я не ходил больше недели. Через несколько дней к нам зашёл учитель и принёс готовую фотографию. Бабушка, как и остальные жители нашего села, относилась к учителям очень уважительно. Они ко всем были одинаково вежливы, даже к ссыльным, и всегда готовы были помочь. Даже Левонтия, «лиходея из лиходеев», наш учитель смог утихомирить. Помогали им деревенские, как могли: кто за дитём посмотрит, кто горшок молока в избе оставит, кто воз дров привезёт. На деревенских свадьбах учителя были самыми почётными гостями. Работать они начинали в «доме с угарными печами». В школе не было даже парт, не говоря уже о книжках с тетрадками. Дом, в котором разместилась школа, срубил ещё мой прадед. Я там родился и смутно помню и прадеда, и домашнюю обстановку. Вскоре после моего рождения родители отселились в зимовье с протекающей крышей, а ещё через некоторое время прадеда раскулачили. Раскулаченных тогда выгоняли прямо на улицу, но родня не давала им погибнуть. «Незаметно» бездомные семьи распределялись по чужим домам. Нижний конец нашего села был полон пустых домов, оставшихся от раскулаченных и высланных семей. Их-то и занимали люди, выброшенные из родных жилищ накануне зимы. В этих временных пристанищах семьи не обживались - сидели на узлах и ждали повторного выселения. Остальные кулацкие дома занимали «новожители» - сельские тунеядцы. За какой-нибудь год они доводили справный дом до состояния хибары и переселялись в новый. Из своих домов люди выселялись безропотно. Только один раз за моего прадеда заступился глухонемой Кирила. «Знавший только угрюмую рабскую покорность, к сопротивлению не готовый, уполномоченный не успел даже и о кобуре вспомнить. Кирила всмятку разнёс его голову» ржавым колуном. Кирилу выдали властям, а прадеда с семьёй выслали в Игарку, где он и умер в первую же зиму. В моей родной избе сперва было правление колхоза, потом жили «новожители». То, что от них осталось, отдали под школу. Учителя организовали сбор вторсырья, и на вырученные деньги купили учебники, тетради, краски и карандаши, а сельские мужики бесплатно смастерили нам парты и лавки. Весной, когда тетради кончались, учителя вели нас в лес и рассказывали «про деревья, про цветки, про травы, про речки и про небо». Уже много лет прошло, а я всё ещё помню лица моих учителей. Фамилию их я забыл, но осталось главное - слово «учитель». Фотография та тоже сохранилась. Я смотрю на неё с улыбкой, но никогда не насмехаюсь. «Деревенская фотография - своеобычная летопись нашего народа, настенная его история, а ещё не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового, разорённого гнезда».

1 вариант краткого содержания

Весь оставшийся день школьники решали, «кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки». По всему выходило, что меня и левонтьевского Саньку посадят в самый последний, задний ряд, поскольку мы «не удивляли мир прилежанием и поведением». Даже подраться не получилось - ребята просто прогнали нас. Тогда мы начали кататься с самого высокого обрыва, и я начерпал полные катанки снега.

Ночью у меня начали отчаянно ныть ноги. Я застудился, и начался приступ болезни, которую бабушка Катерина называла «рематизня» и утверждала, что я унаследовал её от покойной мамы. Бабушка лечила меня всю ночь, и уснул я только под утро. Утром за мной пришёл Санька, но пойти фотографироваться я не смог, «подломились худые ноги, будто не мои они были». Тогда Санька заявил, что тоже не пойдёт, а сфотографироваться успеет и потом - жизнь-то долгая. Бабушка нас поддержала, пообещав свезти меня к самому лучшему фотографу в городе. Только меня это не устраивало, ведь на фото не будет нашей школы.

В школу я не ходил больше недели. Через несколько дней к нам зашёл учитель и принёс готовую фотографию. Бабушка, как и остальные жители нашего села, относилась к учителям очень уважительно. Они ко всем были одинаково вежливы, даже к ссыльным, и всегда готовы были помочь. Даже Левонтия, «лиходея из лиходеев», наш учитель смог утихомирить. Помогали им деревенские, как могли: кто за дитём посмотрит, кто горшок молока в избе оставит, кто воз дров привезёт. На деревенских свадьбах учителя были самыми почётными гостями.

Работать они начинали в «доме с угарными печами». В школе не было даже парт, не говоря уже о книжках с тетрадками. Дом, в котором разместилась школа, срубил ещё мой прадед. Я там родился и смутно помню и прадеда, и домашнюю обстановку. Вскоре после моего рождения родители отселились в зимовье с протекающей крышей, а ещё через некоторое время прадеда раскулачили.

Раскулаченных тогда выгоняли прямо на улицу, но родня не давала им погибнуть. «Незаметно» бездомные семьи распределялись по чужим домам. Нижний конец нашего села был полон пустых домов, оставшихся от раскулаченных и высланных семей. Их-то и занимали люди, выброшенные из родных жилищ накануне зимы. В этих временных пристанищах семьи не обживались - сидели на узлах и ждали повторного выселения. Остальные кулацкие дома занимали «новожители» - сельские тунеядцы. За какой-нибудь год они доводили справный дом до состояния хибары и переселялись в новый.

Из своих домов люди выселялись безропотно. Только один раз за моего прадеда заступился глухонемой Кирила. «Знавший только угрюмую рабскую покорность, к сопротивлению не готовый, уполномоченный не успел даже и о кобуре вспомнить. Кирила всмятку разнёс его голову» ржавым колуном. Кирилу выдали властям, а прадеда с семьёй выслали в Игарку, где он и умер в первую же зиму.

В моей родной избе сперва было правление колхоза, потом жили «новожители». То, что от них осталось, отдали под школу. Учителя организовали сбор вторсырья, и на вырученные деньги купили учебники, тетради, краски и карандаши, а сельские мужики бесплатно смастерили нам парты и лавки. Весной, когда тетради кончались, учителя вели нас в лес и рассказывали «про деревья, про цветки, про травы, про речки и про небо».

Уже много лет прошло, а я всё ещё помню лица моих учителей. Фамилию их я забыл, но осталось главное - слово «учитель». Фотография та тоже сохранилась. Я смотрю на неё с улыбкой, но никогда не насмехаюсь. «Деревенская фотография - своеобычная летопись нашего народа, настенная его история, а ещё не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового, разорённого гнезда».

2 вариант краткого содержания

«Глухой зимою, во времена тихие, сонные нашу школу взбудоражило неслыханно важное событие».

Из города на подводе приехал фотограф!
Он приехал фотографировать учащихся!

Где поместить его на ночлег? В семье учителя - маленький ребенок, который болен и все время кричит.
Во второй половине дома, где живет учитель, размещалась контора. Там все время звонил телефон и люди громко кричали в трубку.

В «заезжем доме» - ямщики напьются и «вшей напустют» .

Фотограф был пристроен на ночь у десятника сплавконторы Ильи Ивановича Чехова. Там его могут угостить и умным разговором, и городской водочкой, и книжкой из шкафа.

Школьники готовились к съемке, обсуждая, что надеть, как причесаться. Было решено, что в первых рядах будут отличники, а хулиганы и двоечники - в последних.

Рассказчик и его друг Санька ни примерным поведением, ни оценками не могли похвастаться. Поэтому с горя, что окажутся в последнем ряду, где их никто и не разглядит, мальчишки накатались с горки на санках. Вернулись домой мокрые и разгоряченные.

Рассказчик страдал ревматизмом - и ночью у него разболелись ноги. Да так, что он завыл - сначала тихонько, по-щенячьи, затем и в полный голос.

Бабушка растерла ноги нашатырным спиртом, нашлепала его, закутала в пуховую шаль:

Спи, пташка малая, Господь с тобой и анделы во изголовье.

Но растирка не помогла. Мальчик бился и кричал.

Бабушка велела деду растопить баню и унесла туда мальчонку - сам он идти уже не мог.

Санька из солидарности тоже сказал, что фотографироваться не пойдет. Тем более, что ему было совестно, ведь это он сманил приятеля кататься.

Учитель приходит справиться о здоровье мальчика и приносит ему фотографию класса. «Уважение к нашему учителю и учительнице всеобщее, молчаливое. Учителей уважают за вежливость, за то, что они здороваются со всеми кряду, не разбирая ни бедных, ни богатых, ни ссыльных, ни самоходов. Еще уважают за то, что в любое время дня и ночи к учителю можно прийти и попросить написать нужную бумагу…»

Вот и благодарят учителей: то кринку сметаны «забудут» в учительских сенях, то дрова подвезут и у дома сгрузят.

Описываемые события происходили во времена раскулачивания.

«Раскулаченных и подкулачников выкинули вон глухой осенью, стало быть, в самую подходящую для гибели пору. И будь тогдашние времена похожими на нынешние, все семьи тут же и примерли бы. Но родство и землячество тогда большой силой были, родственники дальние, близкие, соседи, кумовья и сватовья, страшась угроз и наветов, все же подобрали детей, в первую голову грудных, затем из бань, стаек, амбаров и чердаков собрали матерей, беременных женщин, стариков, больных людей, за ними и всех остальных разобрали по домам».

Выселенные женщины ночью ходили в свои погреба за картошкой, соленьями, припасами. Они молили Бога о спасении одних и наказании других. «Но в те годы Бог был занят чем-то другим, более важным, и от русской деревни отвернулся».

Активисты-ликвидаторы разоряли крепкое хозяйство кулаков. «Катька Болтухина металась по селу, меняла отнятую вещь на выпивку, никого не боясь, ничего не стесняясь. Случалось, тут же предлагала отнятое самой хозяйке. Бабушка моя, Катерина Петровна, все деньжонки, скопленные на черный день, убухала, не одну вещь «выкупила» у Болтухиных и вернула в описанные семьи».
Выселяют и по второму разу, из тех избенок, где только угнездились. Баба Платошиха цепляется за косяк, срывая ногти в кровь. Ее швыряют на крыльцо, бьют сапогом по лицу. Тут родственник ее, немой Кирилл, что скрывался в лесу, подскочил и разнес ржавым колуном голову уполномоченному.

Бедно жило село, но учитель оказался очень деятельным: он послал школьников собирать утиль: старые самовары, тряпки, кости. Все это отвез в город и привез тетради, переводные картинки. «Мы попробовали сладких петушков на палочках, женщины разжились иголками, нитками, пуговицами.

Учитель еще и еще ездил в город на сельсоветской кляче, выхлопотал и привез учебники, один учебник на пятерых. Потом еще полегчение было - один учебник на двоих. Деревенские семьи большие, стало быть, в каждом доме появился учебник. Столы и скамейки сделали деревенские мужики и плату за них не взяли, обошлись магарычом, который, как я теперь догадываюсь, выставил им учитель на свою зарплату».

Так поднялась школа.

Учитель в теплое время ходит с учениками гулять в лес и поле и много рассказывает им, а дети делятся с ним своими знаниями о местной природе. Однажды компания увидела ядовитую змею и учитель, испугавшись за детей, убил ее палкой.

Фамилии учительской в деревне теперь никто не помнит, но главное, что осталось слово - Учитель.

Многие считают деревенские фотографии смешными, но это не так.

«Деревенская фотография - своеобычная летопись нашего народа, настенная его история, а еще не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового, разоренного гнезда».

В деревню приезжает фотограф, все школьники мечтают попасть на общую фотографию. Главный герой Витя и его друг Санька обиделись, что их собираются посадить в конце и убежали на увал кататься на санках. Витя заболел и не смог сфотографироваться. Позже учитель принес ему фотографию, на которой Вити не было, и мальчик всегда бережно хранил ее.

Главная мысль

Старые довоенные фотографии - это народная летопись, и их надо беречь. С фотографией связано много воспоминаний.

Читать краткое содержание Фотография, на которой меня нет Астафьев

Рассказ Виктора Петровича Астафьева «Фотография, на которой меня нет» - это одна из глав книги «Последний поклон».

В этой книге главным героем является мальчик Витя, сирота. Он живет с бабушкой и дедушкой в глухой деревне в Сибири. Рядом река Енисей. События, описанные в книге происходят в предвоенное время. Бабушка очень любит мальчика, хотя часто ругает. Каждая глава книги все полнее раскрывает характер бабушки, Катерины Петровна, и ее любовь к внуку.

В главе «Фотография, на которой меня нет» речь идет о необыкновенном для тех мест событии, взволновавшем всех жителей поселка. Ожидается приезд фотографа, который собирается фотографировать школьников. Учитель и учительница, муж и жена, сразу задумались, куда удобнее поселить фотографа на время его приезда. В заезжий дом нельзя, потому что там грязно. Решили поместить его у одного культурного жителя деревни с фамилией Чехов.

Все ребята с нетерпением ждали приезда фотографа и думали, кто где будет сидеть на фотографии. Договорились, что самые лучшие ученики сядут впереди, средние - во втором ряду, а троечники и двоечники - сзади. Однако не все были довольны таким решением, например, герой-рассказчик и его друг Санька, потому что они как раз были одними из худших учеников. Попытавшись добиться хорошего места кулаками и потерпев неудачу, мальчики убежали на увал и до ночи катались на санках с крутой горки и валялись в снегу.

Вернувшись домой, Витя почувствовал, что заболел. Он долго терпел, а болели у него ноги от ревматизма, болезни, доставшейся ему по наследству от матери. Когда среди ночи мальчик завыл, бабушка проснулась и стала его ругать, что не послушался ее и застудил ноги. Она встала и пошла искать лекарство. Потом долго натирала его спиртом, приговаривала и шлепала внука.

Так Витя застрял дома надолго. Он не мог ходить, и бабушка носила его в баню греться. Когда же наступил день, назначенный для фотографирования, мальчик все еще не мог сделать и шага. Санька прибежал за ним, бабушка приготовила ему красивую рубашку, но Витя встать не мог. Когда он понял, сто сфотографироваться не сможет, стал выть и проситься сфотографироваться хоть как-то, однако это было невозможно. Санька смело заявил, что тоже не пойдет фотографироваться.

Так и пролежал Витя дома долго. Он рассматривал вставные рамы, и все, что за ними лежало:

мох, веточки рябины, березовые угольки. Потом мальчик наблюдал за тем, как цветет фикус. А потом ему стало очень скучно.

И вот однажды к ним пришел учитель и принес фотографию. Витя очень обрадовался. Учителя и учительницу в деревне очень уважали все жители. Учитель попил чай с бабушкой и пожелал мальчику поскорее поправляться. Рассказчик с благоговением вспоминает этот приход учителя в их дом. Учитель знал очень много, был вежлив со всеми жителями, всегда здоровался. Учитель смог так поговорить с пьяницей дядей Левонтием, что тот стал меньше пить. А однажды весной учитель пошел в лес с учениками и рассказывал им все, что знал. Вдруг они увидели змею, она страшно шипела. Учитель схватил палку и забил змею до смерти. Он хотел защитить детей. Все жители деревни старались отблагодарить учителя и приносили ему то лукошко ягод, то еще какие-нибудь гостинцы, а зимой завозили дрова на двор.

Бабушка долго рассказывала соседям о том, как к ней пришел сам учитель.

Витька смотрел на фотографию и пытался отыскать на ней себя и Саньку, но это было невозможно, ведь они не фотографировались.

Мальчик вырос, но не забыл своего учителя, его скромную улыбку, а фотография хранится до сих пор. Она пожелтела, и на ней едва можно разглядеть лица детей, сфотографированных около белой школы. Многие из них погибли во время войны, и старая фотография хранит память о смелых сибиряках.

Картинка или рисунок Фотография, на которой меня нет

Другие пересказы для читательского дневника

Краткое содержание Васса Железнова Горького
Железнова Васса Борисовна, является главной героиней пьесы. Ей сорок два года. Является обладательницей судоходной компании, женщина при деньгах и власти. Живет вместе со своим мужем и братом.
Краткое содержание Домострой Сильвестра
Это сборник основ уклада жизни любого православного человека. В нем дается понятие семьи, как малой церкви, о мирском строении и жизни праведной. Содержаться наставления для каждого члена семьи и на каждый случай.
Краткое содержание Короленко Огоньки
Краткое содержание Как медведь трубку нашел Михалкова
Потерял лесник свою трубку и мешок табаку. Нашёл их медведь, проходя по лесным тропинкам. И начал Мишка её покуривать.
Краткое содержание Астафьев Гуси в полынье
В этом произведении говорится о семье гусей, прибывших к нам из дальних стран и об их судьбе. Остановиться они решили на Енисее, в небольшой полынье. По роковому стечению обстоятельств, гусиха с детьми угодила в западню

Однажды глухой зимой в сельскую школу пришла радостная весть о том, что к ним приезжает фотограф. Все очень долго готовились к этому событию, искали, где он будет ночевать. В итоге, решили поселить его у десятника сплав. конторы.

На эту фотографию должен был попасть и главный герой произведения «Фотография, на которой меня нет» вместе с другом Санькой. За несколько дней до столь ожидаемого фотографирования мальчики пошли кататься на ледяную горку, и там главный герой замерз, в результате чего проявился давняя болезнь ног.

Из-за этого он не мог ходить и вместе со своим верным лучшим другом пропустил съемку. После того, как все сфотографировались, в дом мальчика пришел их учитель и принес фотографию всего класса.

Бабушка поместила снимок в деревянную рамку и повесила на стену, даже несмотря на то, что ее внука на ней нет. Это изображение висит там до сих пор – это настенная история деревенского народа.

Обновлено: 2017-08-09

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Виктор Петрович Астафьев

«Фотография, на которой меня нет»

Весь оставшийся день школьники решали, «кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки». По всему выходило, что меня и левонтьевского Саньку посадят в самый последний, задний ряд, поскольку мы «не удивляли мир прилежанием и поведением». Даже подраться не получилось — ребята просто прогнали нас. Тогда мы начали кататься с самого высокого обрыва, и я начерпал полные катанки снега.

Ночью у меня начали отчаянно ныть ноги. Я застудился, и начался приступ болезни, которую бабушка Катерина называла «рематизня» и утверждала, что я унаследовал её от покойной мамы. Бабушка лечила меня всю ночь, и уснул я только под утро. Утром за мной пришёл Санька, но пойти фотографироваться я не смог, «подломились худые ноги, будто не мои они были». Тогда Санька заявил, что тоже не пойдёт, а сфотографироваться успеет и потом — жизнь-то долгая. Бабушка нас поддержала, пообещав свезти меня к самому лучшему фотографу в городе. Только меня это не устраивало, ведь на фото не будет нашей школы.

Раскулаченных тогда выгоняли прямо на улицу, но родня не давала им погибнуть. «Незаметно» бездомные семьи распределялись по чужим домам. Нижний конец нашего села был полон пустых домов, оставшихся от раскулаченных и высланных семей. Их-то и занимали люди, выброшенные из родных жилищ накануне зимы. В этих временных пристанищах семьи не обживались — сидели на узлах и ждали повторного выселения. Остальные кулацкие дома занимали «новожители» — сельские тунеядцы. За какой-нибудь год они доводили справный дом до состояния хибары и переселялись в новый.

Уже много лет прошло, а я всё ещё помню лица моих учителей. Фамилию их я забыл, но осталось главное — слово «учитель». Фотография та тоже сохранилась. Я смотрю на неё с улыбкой, но никогда не насмехаюсь. «Деревенская фотография — своеобычная летопись нашего народа, настенная его история, а ещё не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового, разорённого гнезда».

Зимой нашей школе стало известно, что к нам едет фотограф из города, который закрепит в памяти «не деревенский люд, а нас, учащихся овсянской школы». Сам собой образовался вопрос, который необходимо было быстро решать: где поселить городского фотографа? В домах учителей нельзя было, потому что у них постоянно орущие маленькие дети. В результате, фотографа пристроили у десятника сплавной конторы, который всегда был уважаемым человеком в селе.

Весь день школьники не могли определиться, кто и где будет сидеть. По той причине, что у меня и левонтьевского Саньки поведение не всегда было положительным, нас решили посадить в задний ряд. Завязались разборки, а подраться так и не успели. Мы начали кататься кубарем по снегу, я пришел домой весь мокрый.

Ночью у меня поднялась высокая температура, сильно крутило ноги. Я простудился и это были первые признаки болезни. Бабушка спасала меня, как могла, а утром пришел за мной Санька, но встать с кровати я так и не решился. Тогда Санька заявил, что тоже не пойдет фотографироваться, успеет еще. Однако меня это не совсем устраивало, ведь фотография будет уже не такая, не будет на ней нашей школы.

Дома я просидел больше недели, вскоре к нам пришел учитель отдать фотографию. Бабушка и все в селе уважали учителей, а нашего, особенно. Ему удалось приручить «лиходея» Левонтия. Их семьям наши люди помогали: кто за дитем присмотрит, кто молоко оставит в хате, кто дровишек подкинет. На деревенских свадьбах учителя были уважаемыми гостями.

Работать они начинали в заброшенном доме с печью. В так званой школе не было ни книг, ни тетрадей и даже – парт. Дом, в котором теперь школа, срубил мой дед. Там мое месторождение, я ни чего не помню: ни деда, ни прадеда, ни домашнюю обстановку. Мои родители переехали, а моего прадеда очень скоро раскулачили.

В то время всех, кого раскулачили, выгоняли прямо на улицу. Конечно, родня помогала, чем могла, однако это ни чего не меняло. Люди не обживались, ожидали следующего выселения, а в заброшенные избы заселялись новые «хозяева» – бездомные и сельские тунеядцы. Однако, они и с этим «счастьем» расправлялись за считанные дни. Из своих домов люди выселялись без всяких возражений. Как-то раз за моего прадеда заступился глухонемой Кирила. Пока уполномоченный готовился к сопротивлению, тот ему и разнес голову. Кирилу сдали на правосудие, а прадеда с семьей отправили в Игарку. Скончался он там в первую же зиму.

В моей родной избе жили «новожители». То, что от них осталось, пошло под школу, учителя собрали вторсырье, а на деньги приобрели тетради, учебники, мужики сделали нам парты и лавки. Когда заканчивалась бумага, уроки проходили на природе. После того прошло много времени, но я до сих пор помню лица своих учителей. Конечно, фамилии я уже не припомню – это же не главное. Важно то, что я понимаю смысл слова «учитель».

Нашу фотографию я также сохранил, все события я вспоминаю с улыбкой на лице. «Деревенская фотография - своеобразная летопись нашего народа, его история, а ещё не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового, разорённого гнезда».

Сочинения

Анализ главы «Фотография, на которой меня нет» из книги В. Астафьева «Последний поклон» Новелла В. Астафьева «Царь-рыба» (отзыв) Чем меня привлёк рассказ В.П. Астафьева "Фотография, на которой меня нет" Школьный учитель в изображении В.П. Астафьева Русская деревня в 30-е гг. XX в. (по рассказу В. П. Астафьева «Фотография, на которой меня нет») Сочинение по рассказу Астафьева «Фотография на которой меня нет» Духовная красота героев В.П.Астафьева (на примере одного произведения).("Фотография, на которой меня нет")

Доверенности