https://www.сайт/2015-06-22/pisma_nemeckih_soldat_i_oficerov_s_vostochnogo_fronta_kak_lekarstvo_ot_fyurerov

«Солдаты Красной армии стреляли, даже сгорая заживо»

Письма немецких солдат и офицеров с Восточного фронта как лекарство от фюреров

22 июня в нашей стране – сакральный, священный день. Начало Великой войны – это начало пути к великой Победе. Более массового подвига история не знает. Но и более кровавого, дорогого по своей цене – возможно, тоже (мы уже публиковали жуткие страницы из Алеся Адамовича и Даниила Гранина, потрясающие откровенностью фронтовика Николая Никулина, отрывки из Виктора Астафьева «Прокляты и убиты»). Вместе с тем, рядом с бесчеловечностью торжествовали воинская выучка, отвага и самопожертвование, благодаря которым исход битвы народов был предрешен в самые первые ее часы. Об этом говорят фрагменты писем и донесений солдат и офицеров германских вооруженных сил с Восточного фронта.

«Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть»

«Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, когда он был в звании лейтенанта. "Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть, как Наполеон", - не скрывал он пессимизма... – Менде, запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии"» (Эрих Менде, обер-лейтенант 8-й силезской пехотной дивизии о разговоре, состоявшемся в последние мирные минуты 22 июня 1941 года).

«Когда мы вступили в первый бой с русскими, они нас явно не ожидали, но и неподготовленными их никак нельзя было назвать» (Альфред Дюрвангер, лейтенант, командир противотанковой роты 28-й пехотной дивизии).

«Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого… Ожесточенное сопротивление, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным предположениям» (дневник Гофмана фон Вальдау, генерал-майора, начальника штаба командования Люфтваффе, 31 июня 1941 года).

«На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой"

«В самый первый день, едва только мы пошли в атаку, как один из наших застрелился из своего же оружия. Зажав винтовку между колен, он вставил ствол в рот и надавил на спуск. Так для него окончилась война и все связанные с ней ужасы» (артиллерист противотанкового орудия Иоганн Данцер, Брест, 22 июня 1941 года).

«На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть» (Ганс Беккер, танкист 12-й танковой дивизии).

«Потери жуткие, не сравнить с теми, что были во Франции… Сегодня дорога наша, завтра ее забирают русские, потом снова мы и так далее… Никого еще не видел злее этих русских. Настоящие цепные псы! Никогда не знаешь, что от них ожидать» (дневник солдата группы армий «Центр», 20 августа 1941 года).

«Никогда нельзя заранее сказать, что предпримет русский: как правило, он мечется из одной крайности в другую. Его натура так же необычна и сложна, как и сама эта огромная и непонятная страна... Иногда пехотные батальоны русских приходили в замешательство после первых же выстрелов, а на другой день те же подразделения дрались с фанатичной стойкостью… Русский в целом, безусловно, отличный солдат и при искусном руководстве является опасным противником» (Меллентин Фридрих фон Вильгельм, генерал-майор танковых войск, начальник штаба 48-го танкового корпуса, впоследствии начальник штаба 4-й танковой армии).

"Никого еще не видел злее этих русских. Настоящие цепные псы!"

«Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!» (воспоминания артиллериста противотанкового орудия о первых часах войны).

«В такое просто не поверишь, пока своими глазами не увидишь. Солдаты Красной армии, даже заживо сгорая, продолжали стрелять из полыхавших домов» (из письма пехотного офицера 7-й танковой дивизии о боях в деревне у реки Лама, середина ноября 1941-го года).

«…Внутри танка лежали тела отважного экипажа, которые до этого получили лишь ранения. Глубоко потрясенные этим героизмом, мы похоронили их со всеми воинскими почестями. Они сражались до последнего дыхания, но это была лишь одна маленькая драма великой войны» (Эрхард Раус, полковник, командир кампфгруппы «Раус» о танке КВ-1, расстрелявшем и раздавившем колонну грузовиков и танков и артиллерийскую батарею немцев; в общей сложности 4 советских танкиста сдерживали продвижение боевой группы «Раус», примерно полдивизии, двое суток, 24 и 25 июня).

«17 июля 1941 года… Вечером хоронили неизвестного русского солдата [речь идет о 19-летнем старшем сержанте-артиллеристе Николае Сиротинине]. Он один стоял у пушки, долго расстреливал колонну танков и пехоту, так и погиб. Все удивлялись его храбрости... Оберст перед могилой говорил, что если бы все солдаты фюрера дрались, как этот русский, мы завоевали бы весь мир. Три раза стреляли залпами из винтовок. Все-таки он русский, нужно ли такое преклонение?» (дневник обер-лейтенанта 4-й танковой дивизии Хенфельда).

"Если бы все солдаты фюрера дрались, как этот русский, мы завоевали бы весь мир"

«Мы почти не брали пленных, потому что русские всегда дрались до последнего солдата. Они не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить…» (интервью военному корреспонденту Курицио Малапарте (Зуккерту) офицера танкового подразделения группы армий «Центр»).

«Русские всегда славились своим презрением к смерти; коммунистический режим еще больше развил это качество, и сейчас массированные атаки русских эффективнее, чем когда-либо раньше. Дважды предпринятая атака будет повторена в третий и четвёртый раз, невзирая на понесенные потери, причем и третья, и четвертая атаки будут проведены с прежним упрямством и хладнокровием... Они не отступали, а неудержимо устремлялись вперед» (Меллентин Фридрих фон Вильгельм, генерал-майор танковых войск, начальник штаба 48-го танкового корпуса, впоследствии начальник штаба 4-й танковой армии, участник Сталинградской и Курской битв).

«Я в такой ярости, но никогда еще не был столь беспомощен»

В свою очередь, Красная Армия и жители оккупированных территорий столкнулись в начале войны с хорошо подготовленным – и психологически тоже – захватчиком.

«25 августа. Мы бросаем ручные гранаты в жилые дома. Дома очень быстро горят. Огонь перебрасывается на другие избы. Красивое зрелище! Люди плачут, а мы смеемся над слезами. Мы сожгли уже таким образом деревень десять (дневник обер-ефрейтора Иоганнеса Гердера). «29 сентября 1941. ...Фельдфебель стрелял каждой в голову. Одна женщина умоляла, чтобы ей сохранили жизнь, но и ее убили. Я удивляюсь самому себе – я могу совершенно спокойно смотреть на эти вещи... Не изменяя выражения лица, я глядел, как фельдфебель расстреливал русских женщин. Я даже испытывал при этом некоторое удовольствие...» (дневник унтер-офицера 35-го стрелкового полка Гейнца Клина).

«Я, Генрих Тивель, поставил себе целью истребить за эту войну 250 русских, евреев, украинцев, всех без разбора. Если каждый солдат убьет столько же, мы истребим Россию в один месяц, все достанется нам, немцам. Я, следуя призыву фюрера, призываю к этой цели всех немцев...» (блокнот солдата, 29 октября 1941 года).

"Я могу совершенно спокойно смотреть на эти вещи. Даже испытываю при этом некоторое удовольствие"

Настроение немецкого солдата, как хребет зверю, переломила Сталинградская битва: общие потери врага убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести составили около 1,5 млн человек. Самоуверенное вероломство сменилось отчаянием, схожим с тем, что сопровождали Красную Армию в первые месяцы боев. Когда в Берлине вздумали в пропагандистских целях напечатать письма со сталинградского фронта, выяснилось, что из семи мешков корреспонденции только 2% содержат одобрительные высказывания о войне, в 60% писем солдаты, призванные воевать, бойню отвергали. В окопах Сталинграда немецкий солдат, очень часто ненадолго, незадолго до смерти, возвращался из состояния зомби в сознательное, человеческое. Можно сказать, война как противостояние равновеликих войск была закончена здесь, в Сталинграде – прежде всего потому, что здесь, на Волге, рухнули столпы солдатской веры в непогрешимость и всемогущество фюрера. Так – в этом справедливость истории – случается практически с каждым фюрером.

«С сегодняшнего утра я знаю, что нас ждет, и мне стало легче, поэтому и тебя я хочу освободить от мук неизвестности. Когда я увидел карту, я пришел в ужас. Мы совершенно покинуты без всякой помощи извне. Гитлер нас бросил в окружении. И письмо это будет отправлено в том случае, если наш аэродром еще не захвачен».

«На родине кое-кто станет потирать руки – удалось сохранить свои теплые местечки, да в газетах появятся патетические слова, обведенные черной рамкой: вечная память героям. Но ты не дай себя этим одурачить. Я в такой ярости, что, кажется, все бы уничтожил вокруг, но никогда я еще не был столь беспомощен».

«Люди подыхают от голода, лютого холода, смерть здесь просто биологический факт, как еда и питье. Они мрут, как мухи, и никто не заботится о них, и никто их не хоронит. Без рук, без ног, без глаз, с развороченными животами они валяются повсюду. Об этом надо сделать фильм, чтобы навсегда уничтожить легенду «о прекрасной смерти». Это просто скотское издыхание, но когда-нибудь оно будет поднято на гранитные пьедесталы и облагорожено в виде «умирающих воинов» с перевязанными бинтом головами и руками.

"Напишут романы, зазвучат гимны и песнопения. В церквах отслужат мессу. Но с меня довольно"

Напишут романы, зазвучат гимны и песнопения. В церквах отслужат мессу. Но с меня довольно, я не хочу, чтобы мои кости гнили в братской могиле. Не удивляйтесь, если некоторое время от меня не будет никаких известий, потому что я твердо решил стать хозяином собственной судьбы».

«Ну вот, теперь ты знаешь, что я не вернусь. Пожалуйста, сообщи об этом нашим родителям как можно осторожнее. Я в тяжелом смятении. Прежде я верил и поэтому был сильным, а теперь я ни во что не верю и очень слаб. Я многого не знаю из того, что здесь происходит, но и то малое, в чем я должен участвовать, – это уже так много, что мне не справиться. Нет, меня никто не убедит, что здесь погибают со словами «Германия» или «Хайль Гитлер». Да, здесь умирают, этого никто не станет отрицать, но свои последние слова умирающие обращают к матери или к тому, кого любят больше всего, или это просто крик о помощи. Я видел сотни умирающих, многие из них, как я, состояли в гитлерюгенд, но, если они еще могли кричать, это были крики о помощи, или они звали кого-то, кто не мог им помочь».

«Я искал Бога в каждой воронке, в каждом разрушенном доме, в каждом углу, у каждого товарища, когда я лежал в своем окопе, искал и на небе. Но Бог не показывался, хотя сердце мое взывало к нему. Дома были разрушены, товарищи храбры или трусливы, как я, на земле голод и смерть, а с неба бомбы и огонь, только Бога не было нигде. Нет, отец, Бога не существует, или он есть лишь у вас, в ваших псалмах и молитвах, в проповедях священников и пасторов, в звоне колоколов, в запахе ладана, но в Сталинграде его нет… Я не верю больше в доброту Бога, иначе он никогда не допустил бы такой страшной несправедливости. Я больше не верю в это, ибо Бог прояснил бы головы людей, которые начали эту войну, а сами на трех языках твердили о мире. Я больше не верю в Бога, он предал нас, и теперь сама смотри, как тебе быть с твоей верой».

"Десять лет назад речь шла о бюллетенях для голосования, теперь за это надо расплачиваться такой «мелочью», как жизнь"

«Для каждого разумного человека в Германии придет время, когда он проклянет безумие этой войны, и ты поймешь, какими пустыми были твои слова о знамени, с которым я должен победить. Нет никакой победы, господин генерал, существуют только знамена и люди, которые гибнут, а в конце уже не будет ни знамен, ни людей. Сталинград – не военная необходимость, а политическое безумие. И в этом эксперименте ваш сын, господин генерал, участвовать не будет! Вы преграждаете ему путь в жизнь, но он выберет себе другой путь – в противоположном направлении, который тоже ведет в жизнь, но по другую сторону фронта. Думайте о ваших словах, я надеюсь, что, когда все рухнет, вы вспомните о знамени и постоите за него».

«Освобождение народов, что за ерунда! Народы останутся теми же, меняться будет только власть, а те, кто стоит в стороне, снова и снова будут утверждать, что народ надо от нее освободить. В 32-м еще можно было что-то сделать, вы это прекрасно знаете. И то, что момент был упущен, тоже знаете. Десять лет назад речь шла о бюллетенях для голосования, а теперь за это надо расплачиваться такой «мелочью», как жизнь».

В фондах музея-панорамы «Сталинградская битва» хранятся тысячи фронтовых писем. Большую их часть принесли в музей родственники тех, кто эти строчки писал и получал.

«Мы отдельно собрали те письма, в которых солдаты пишут о любви, - рассказывает Анатолий Гордияш, заведующий отделом музея «Память». - Героев этих писем уже нет в живых. Читая их, можно только поражаться: мы боимся в sms написать «люблю» или «целую», а тут такие слова».

Милая моя кукла

Все фронтовые письма проходили цензуру. То, о чем писать было нельзя, тщательно зачеркивалось, а порою письма и вовсе не отправлялись адресату. Cолдаты знали, что их строчки, написанные для любимых, прочитает посторонний человек, и старались свои чувства сдерживать. Но это не всегда получалось.

Письма обязательно проходили цензуру. Фото: АиФ-Волгоград/ Олеся Ходунова

«Радость моя, как мне хочется видеть вас, обнять, прижать близко к сердцу, поцеловать свою радость, своего близкого друга жизни, - писал своей жене Зинаиде Иван Якубовский, полковник, в период Сталинградской битвы командир 91-й танковой бригады. - Милая моя Зиночка, ты не представляешь, какая во мне сейчас радость - я получил небольшую открытку, которую писала рука самого близкого, самого любимого человека, писала милая жена. Милая Зиночка пиши хоть каждый час, твои слова в письмах пока будут ободрять меня на подвиги в борьбе против банд фашизма. Милая, живи спокойно, смотри за собой и детьми, люби их, уважай маму. Поцелуй их за меня и скажи, что так велел их папа. Они, наверное, подросли, потому что их мать любит и ни в чем не отказывает, хотя сейчас очень трудно. Милая, жалей маму, она тебе много в чем помогает. Поцелуй ее, скажи, что это целую ее я».

Письма Ивана Якубовского. Фото: АиФ-Волгоград/ Олеся Ходунова

Семья Ивана Якубовского была эвакуирована в первые дни войны. Долгое время полковник не получал от них известий, искал семью через родственников и знакомых. Только в конце 1941 года он получил письмо от жены. И тогда радости его не было предела:

«Милая моя кукла, я очень много времени тебя разыскивал. Я написал около 30 писем, и только вчера был для меня счастливый день. Я получил от своей милой Зиночки маленькое письмо, которое несколько раз читаю. Милая моя кукла, как я счастлив, я нашел свою жизнь, свою семью, которую люблю, о которой всегда думаю. Милая Зиночка, ангел мой, как я рад, мне хочется получать от тебя письма, живые любимые слова моей милой жены. Мне хочется тебя видеть, обнять, поцеловать, прижать к сердцу свою куклу. Как мне было тяжело, когда я не знал, где ты, где дети и мама. Всякие мысли приходили в голову о судьбе твоей, и сейчас в голове светлая мысль - моя семья живет и здравствует».

Полковник Якубовский прошел всю войну. Вместе с женой он прожил больше 40 лет до смерти Ивана Игнатьевича в 1976 году.

И до любви дожить едва ли…

Письма были для солдат единственным способом узнать, что его родные живы и здоровы. Валентина Евтушенко в письме своему мужу Василию Заболотоневу, чтобы показать, как вырос их сын, обвела ножку и ручку мальчика.

Василий Заболотнев. Фото: АиФ-Волгоград/ Олеся Ходунова

«Здравствуй, дорогая жена Валечка и миленький сынок Левочка, - писал пулеметчик Василий Заболотнев в ответ. - Письмо твое получил. Был очень рад, что ты обрисовала в нем Левочкину ручку и ножку. Валечка, береги сына как саму себя, уважай себя, не заинтересовывайся другим, будь такой, какой была до того, как я ушел».

Некоторые защитники Сталинграда в своих письмах, не стесняясь цензуры, могли говорить на очень деликатные темы. Вот что писал летчик Николай Заикин своей подруге Лидии:

«Многое я, Лидочка, передумал за эти последние два месяца. Небольшой томик стихов К.Симонова всегда у меня в кармане. Как быть, по какому пути нужно жить. В наше военное время есть два варианта морали:

Николай Заикин. Фото: Спасибо той, что так легко, Не требуя, чтоб звали милой, Другую ту, что далеко, Им торопливо заменила. Я не сужу их, так и знай, На час, позволенный войною, Необходим нехитрый рай Для тех, кто послабей душою!

Вот это Лидочка один путь, путь большинства, тут говорится, что это путь для тех, кто послабей душою. Но, Лидочка, не нужно забывать что:

А тем, которым в бой пора И до любви дожить едва ли…

Вот тут то и вся загвоздка, вот от этой последней фразы у многих слабеет душа. Как быть? Есть другой путь! Вот он:

Как раз от горя от того, Что вряд ли вновь тебя увижу, В разлуке сердца своего Я слабодушьем не унижу. Случайной лаской не согрет, До смерти не простясь с тобою, Я милых губ печальный след Навек оставлю за собою.

Я уже заранее знаю, что тебе более приемлем вот этот второй вариант. Ведь правда? И ты, Лидочка, веришь, что я живу по этому варианту морали! Да так оно и есть, но знаешь, иной раз так обидно бывает, обидно до слез. Вот, например, мне понравилась простая хорошая девушка. Я за ней ухаживал, но от последнего шага сберегает дружба юности. Я думаю о будущем этой девушки, мне жаль ее скомпрометировать в глазах общества, потом я уеду и вряд ли уже до любви дожить. А тут появится какой-нибудь фрукт, какая-нибудь тыловая крыса (что еще обиднее), какой-нибудь подлец, и то, о чем я так много думал, произойдет очень быстро и легко. И как говорит Симонов:

Чтобы глаз своих синей ясности Дома трусу не отдала.

Вот мне снова опять на фронт, где и мысли не будет о девушке, а тут есть возможность не только думать, но… и испытать женскую ласку. Правда!

Пусть будет все не так, не то, Но вспомнить в час последней муки Пускай чужие, но зато Вчерашние глаза и руки.

Лидочка, то о чем я сейчас напишу, будет звучать, возможно, очень странно, но ты отнесись к этим фразам серьезно. Знаешь, Лидочка, если полюбишь кого-нибудь (когда-нибудь), то прошу тебя, пусть он будет смелый человек, который не прячется за спину товарищей во время опасности, а смело смотрит ей в глаза. Если же произойдет обратное, то мне будет очень больно и обидно. Одним словом, чтобы он был вполне достоин тебя».

Николай Заикин был награжден орденом Отечественной войны I степени за подвиг в боях над Сталинградом. 17 марта 1943 года летчик погиб во время боевого вылета.

Лишь бы были живы

За письмами стоят истории многих семей. Командир седьмой авиашколы Петр Фомин и учащаяся фельдшерско-акушерской школы Анна Тихонова познакомились в Сталинграде в 1932 году на вечере отдыха. Тогда Петр сказал про Анну: «Одна такая в Сталинграде, на ней и женюсь».

Анна Тихонова узнала о судьбе мужа только через 40 лет после его смерти. Фото: Музей-заповедник «Сталинградская битва»

«Здравствуй дорогая Анечка, сегодня день у меня исключительный, а причиной тому служит то, что вот ровно как месяц прошел, и я сегодня узнал, что моя крошка здорова, - писал Петр своей жене с линии фронта. - Конечно, как водится, я спал и тут целый хоровод ко мне, кричат «танцуй и баста, иначе ничего не дадим». Пришлось лезгинку оторвать. Ты, милилько, представляешь мой восторг, когда я увидел своими глазами знакомый почерк и теплые ласковые слова, где сказано, что моя крошка здорова. Милая Анечка, целую тебя крепко, ну а уж встретимся, прижму и расцелую еще крепче».

Письма с фронта жене летчик обычно начинал с нежных слов в ее адрес и только потом писал о своих делах, о том, что его ранили в бою, о судьбе знакомых:

«Он с Райкой все время ругается в письмах, а ей в одном написал, что «да, мол, я в тебе ошибался, недаром мне говорили, а я не послушал». Она ждет его приезда и хочет окончательно добиться да или нет, но он уже с машинисткой здорово завязался».

Петр верил, что их с Анной история закончится хорошо:

«Будь здорова и береги себя, Нюсечка, не отказывай себе ни в чем, сохрани здоровье, разобьем гадов, заживем дружно и любя, лишь бы были живы».

5 июня 1942 года самолет Фомина был сбит. Тогда жене пришло известие: «Ваш муж, находясь на фронте, не вернулся с боевого задания». Петр был взят в плен и отправлен в глубь Германии в концлагерь Дахау. Вместе с другими летчиками он попытался бежать, связанными руками избил охранников, спрыгнул с поезда на ходу. Беглецы хотели добраться до фашистского аэродрома, чтобы захватить самолет, но немцы нагнали их всего в нескольких километрах от цели. В Дахау, в печах крематория оборвалась жизнь Петра Фомина. Анна узнала об этом лишь через 40 лет.

Будь моей женой

Командир взвода танков на Сталинградском фронте Константин Растопчин и врач Татьяна Смирнова в письмах пережили целый роман. Когда они познакомились в госпитале, Константин уже прошел Сталинград. После выздоровления и отправления на фронт танкист начал писать своему врачу. Он влюбился, а она не отвечала взаимностью, но согласилась быть другом солдату.

«Я вновь представлен (к награде - прим. ред.), только прошу без поздравлений. Слишком большой «синяк» от первого представления. Отпразднуем, когда получу. А не получу, так тоже плохого ничего нет. Надеюсь, что Татьяна встретит меня, даже если я вообще ничего не заслужил. Ведь мы с тобой друзья? А значит, важен сам факт встречи, а не кляча под расшитым ковром».

Константин Растопчин и Татьяна Смирнова. Фото: АиФ-Волгоград/ Олеся Ходунова

Через год переписки Татьяна в финале одного из писем написала слово «Целую».

«В последнем письме мне не понятен конец. Ты что, Татьяна, ошиблась? Написала «целую» или смеешься надо мной? За такое ты меня ругала, помнишь?», - писал ей в ответ Константин. А потом Татьяна сообщила: «... моя свобода окончилась, и, наверное, на всю жизнь». Она вышла замуж.

«Прочитал, перечитал, опять прочитал. Покурил, еще раз прочитал. И все не могу поверить... Нет! Это неправда!!! Таня! Скажи, что это неправда?! - писал в ответ Константин. - Я предлагаю свою дружбу при наличии любых условий и без всяких оговорок. Коль не достоин большего, и этому буду очень рад... Ты дорога мне, как человек, которому я многим обязан и которого я ЛЮБЛЮ! Надеюсь, что перемена твоей жизни не помешает... писать Косте».

Письма представлены в оцифрованном виде. Фото: АиФ-Волгоград/ Олеся Ходунова

Они продолжали переписываться. Муж Татьяны вскоре погиб. Константин пытался поддерживать ее. А в День Победы опять же в письме сделал ей предложение: «Мы победили... Таня! Пусть этот день, будет и моим и твоим личным праздником. В этот день мне хочется крикнуть во весь голос, что у меня есть лучшая из лучших, подруга на войне, подруга на все мое... будущее. Таня! Будь моей женой!». Она согласилась. Пожениться Татьяна и Константин смогли только в 1947 году. Мирную жизнь они прожили в городе Котельниково Волгоградской области. У них родилось двое детей - Наталья и Владимир. Они то и передали в фонд музея письма своих родителей.

Здесь мы научились ценить дом

Есть в архивах музея письма немецких солдат, которые они отправляли из сталинградского котла. Их передали на хранение сотрудники НКВД.

«Любимая, мы все еще окружены. Надеюсь, Бог смилуется и поможет нам вернуться домой, иначе все потеряно. Мы не получаем ни посылок, ни писем. Любимая, не злись на меня. Не думай о том, что я пишу тебе так мало, я много думаю о тебе», - писал солдат Хельвир Брайткройц жене Хильдэ.

Письма немецких солдат. Фото: АиФ-Волгоград/ Олеся Ходунова

«Вы может быть там, на Родине, думаете, что на рождество тут закончится война. Тут вы сильно ошибаетесь, здесь далеко до этого, как раз наоборот, теперь наступит зима, и это очень подходит нашему брату. Много приветов и поцелуев», - так закончил свое письмо жене Марго солдат Фриц Бах.

Фельдфебель Руди в письме своей любимой поднял очень сложный для него вопрос:

«Я все время думаю, не должен ли я сдаться в плен. К решению я еще не пришел, это очень тяжело. Да, если бы это были французы, американцы, англичане, но у русских не знаешь, не лучше ли добровольная пуля. Я только желаю всегда, если мне не суждено остаться в живых, чтобы тебя по жизни вела счастливая кривая. Я тебя слишком сильно люблю, чтобы отдать другому мужчине, но я также знаю, что ты слишком молода, чтобы одной идти по жизни. Поэтому я желаю от всей души, чтобы ты еще раз нашла мужчину, который будет приносить тебе счастье и успокоенье, как это пытался сделать я».

Письмо ефрейтора Венера жене Хоти. Фото: АиФ-Волгоград/ Олеся Ходунова

Несмотря на практически безвыходное положение, немецкие солдаты верили, что еще увидят своих любимых. Ефрейтор Венер отправил в письме жене Хоти небольшое сердечко, вырезанное из бумаги.

«Любимое маленькое сердечко! Дальше это не будет продолжаться, мое маленькое сердце, мы будем громить кольцо вокруг нас из последних сил и, если продержимся и выстоим, приду здоровый домой. Твоя любовь и твоя преданность даст мне силы, чтобы пройти через все это», - писал он.

Немецкий солдат пишет письмо. Фото: Музей-заповедник «Сталинградская битва»

«Я мечтаю сейчас днем и ночью о тебе, думаю о последней нашей встрече. Это было так прекрасно, - обер-ефрейтор Вилли Никс в письме жене Труди. - Если бы мне удалось еще раз получить отпуск, было бы отлично. Здесь мы научились ценить дом и все, что с этим связано. «Наш насущный хлеб дай нам сегодня». 100 грамм хлеба в день! Что это значит при таких морозах в 35-45, можешь себе представить. Любимая, как я скучаю по тебе, невозможно описать. Мечтаю снова пережить счастье оказаться в твоей тесной квартире рядом с тобой. Думай о будущем. Будем вместе надеяться на лучшие времена, когда мы будем вместе. Целую тысячу раз».

В музее нет данных о том, что произошло с немецкими солдатами, авторами этих писем. Но, вероятнее всего, они погибли или попали в плен.

Классный час был разработан к 70-й годовщине Победы в Сталинградской битве. Классный час содержит материалы писем советских солдат, воевавших под Сталинградом, и девочки, погибшей в фашистском плену. Рекомендуется проводить данный классный час в 10-11-х класс.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Классный час «Сталинград. Письма с фронта».

Цели классного часа:

1. воспитание патриотизма на примере героического подвига героев Сталинградской битвы;
2. привитие бережного отношения к историческому наследию народа;
3. повышение интереса к изучению истории Сталинградской битвы и истории России в целом;
4. повышение интереса к изучению истории родной семьи через пример писем героев-фронтовиков.

Оборудование для классного часа : компьютер с аудиоколонками, мультимедийный проектор, мультимедийный экран.

Краткие рекомендации: классный час рассчитан на обучающихся старших классов, так как содержит выдержки из писем с фронта, имеющие сильную эмоциональную составляющую. Одним из главных методов является воздействие на эмоциональную сторону личности подростка. Классный час проводится самим классным руководителем или обучающимися, способными ярко и эмоционально донести информацию и дух писем фронтовиков.

Ход классного часа

Добрый день! Сегодня мы с вами собрались, чтобы окунуться в страшное время Сталинградской битвы, наполненной сколь героическими моментами, столь и ужасными и трагическим человеческими потерями. Но я вам предлагаю сегодня не просто послушать информацию или посмотреть фильм о Сталинградской битве, а выслушать самих участников битвы, понять их эмоции и нарисовать образ происходящего в те страшные месяцы. Именно поэтому наш классный час называется «Сталинград. Письма с фронта» [Слайд № 1] .

22 июня 1941 года вероломно, без объявления войны, фашистская Германия напала на Советский Союз. В первые дни войны, принявшая на себя атаки немцев Белоруссия потеряла огромное количество людей, военной техники. И только в конце первого дня войны советские войска начали продвижение к сложившемуся фронту, когда стратегическая инициатива была полностью на стороне фашистов. Огромные человеческие потери, человеческие трагедии сопровождали продвижение гитлеровцев на восток. Каждый город, каждая деревня стали оплотом сопротивления. Каждая семья на себе почувствовала боль утраты близких. Каждый советский гражданин встал грудью на защиту Родины.

К концу 1941 года немцы вышли к Москве. Ценой жесточайших и невосполнимых потерь советским солдатам удалось отбить атаки фашистов на столицу. И уже в декабре перейти в контрнаступления, отбросив врага на дальние подступы. Поражение под Москвой стало первым серьезным поражением фашистской армии. [включается произведение А. Александрова и В. Лебедева-Кумача «Священная война», которая может сопровождаться фотографиями военных лет].

Гитлер, между тем, не отказался от цели захвата сердца Советского государства. Но, завязнув, в позиционных боях, решил идти на Москву в обход, пополнив запасы продовольствия и топлива на Кавказе. Главным форпостом на этом направлении стал Сталинград. Падение Сталинграда открывало бы дорогу на Кавказ.

В этих условиях к Сталинграду стягивались все новые советские войска [Слайд № 2] .

«Мои дорогие! Завтра выступаем в поход к фронту. Что бы ни случилось, помни, Таня, что наших детей ты должна воспитать в свирепой ненависти к фашизму, разрушившему тысячи семейств, в том числе и нашу, ограбившему тысячи людей, в том числе и нас, убивающему и калечащему тысячи людей, в том числе и их папу, издевающемуся над нашей Родиной и народом. Это мое непреклонное последнее желание и завещание – на тот случай, если я не вернусь. Но я хочу победить и вернуться…»

Многие солдатами становились сразу после окончания школы или до ее окончания. Многие оказались под Сталинградом, впервые надев военную форму [Слайд № 3] .

«Дорогая Танюша и детки! Я служу в полковой артиллерии при стрелковом полку. Живется хорошо. Мы получаем 800 граммов хлеба, ежедневно сахар к чаю и часто селедку, которой я прямо объедаюсь, ведь с начала войны не приходилось ее покушать. Служба нетрудная, но требует большой внимательности. Я нахожусь в огневом расчете при орудии, подучиваюсь, чтобы в будущем стать наводчиком…
Читая газеты, интересуйся боевыми делами наших славных артиллеристов. У нас в батарее есть трое награжденных медалями За боевые заслуги и отвагу, а наш комиссар награжден орденом Красной Звезды. Начальство хорошее – все культурные и умные люди, помогающие мне втянуться в военное русло. А командир нашей батареи простой в общении, доступный каждому бойцу, но требовательный и строгий в делах службы и, говорят, отчаянный в бою. Я еще в бою не был, но под обстрелом уже был, и должен тебе сказать, мне нисколько не было страшно.
У меня накопилось столько злобы и ненависти к врагам, разрушившим наш край, дом и семью, заставившим потерять имущество и расстаться с родными, что во мне выросло могучее желание мстить врагам, мстить хладнокровно и обдуманно.
Мне не страшны раны, боль, труд и смерть, но я обдумываю, как побольше уничтожить врагов раньше, чем они меня выведут из строя. Я старательно изучаю артиллерийское дело – надо бить фрицев умело, овладевши военной квалификацией.
Видел я села, где зимовали фрицы, видел сожженные хаты, испорченные дома и сараи, изрытые окопами огороды, наслушался рассказов жителей о делах подлых фашистов, бывал в их блиндажах, видел танки, оружие и другое вооружение, отбитое как трофеи. Все, что пишут о фашистских зверствах – правда.
У вас в тылу, я знаю, часто считают газетными преувеличениями описания оккупации, но уверяю, жить при немцах нельзя. Старайтесь в колхозах побольше вырастить хлеба и других продуктов, помогайте крепить оборону, а мы на фронте не подведем.
Обнимаю и крепко целую вас, мои дорогие, передайте привет всем родным. Жду с нетерпением ваших писем. Твой Шура». (Письмо с фронта А.И.Шапошникова жене Татьяне) [Слайд № 4]

17 июля 1942 года немецкие войска вторглись в пределы Сталинградской области. Начались бои на дальних подступах к городу. Они продолжались до 10 августа. За три недели наступления противник продвинулся на 60-70 км. Темп продвижения был 3-4 км в сутки. Советские 21-я и 63-я Армии перешли в контрнаступление, форсировали Дон и захватили плацдарм, но сил для развития успеха не хватило.

В такой тяжелой ситуации советские солдаты не забывали о семье. Наверное, только это и согревало, заставляло идти в бой, отбивать все новые и новые атаки. Защитить родных – вот главная задача! [Слайд № 5]

«Дорогая моя Масенька! Милые детки Неля и Алик! Поздравляю вас с праздником 25-летия Октябрьской революции! Вспоминал, как мы проводили этот день в прошлом году на хуторе в эвакуации. Как нас заносил снег ночью при подъезде к этому хутору. Трудное было время, но мы были все вместе. Да, печальный год мы пережили, но я твердо убежден, что 26-ю годовщину мы будем встречать при иных, лучших обстоятельствах. Масенька моя славная, не убивайся и не горюй напрасно – я твердо знаю, что ты выдержишь все трудности и убережешь наших малышей для будущей счастливой жизни. Я надеюсь на тебя. Мое же дело – отомстить подлым негодяям за все злодейства… Я буду писать хоть коротенькие письма, чтобы ты знала, что я жив и здоров и помню о вас, мои дорогие…». [видеоролик «Руины», рассказывающий о самой массированной бомбежке Сталинграда 23 августа 1942 года].

В сентябре 1942 года фашисты прорвали оборону советских армий и ворвались в Сталинград. Начались длительные позиционные бои. Сражения шли за каждый дом и улицу. Напряжение сил защитников было нечеловеческим. Многие сталинградцы не успели эвакуироваться и сами стали защитниками города. Но и тем, кто эвакуировался, приходилось тяжело. Многих мирных жителей угнали в рабский плен. Но даже там, в плену, они не забывали о родных, о Родине, внутренне противостояли фашистской напасти. Вот письмо 15-летней девочки, попавшей в плен [Слайд № 6] :

«Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы, не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». И офицер выстрелил маме в рот...
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь - у меня отбили легкие.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало - платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет,- и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» - так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья»,- сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать. Твоя дочь Катя Сусанина.
Мое сердце верит: письмо дойдет».

Именно такие письма еще больше раздували в сердцах и душах праведный огонь борьбы и стремление избавить Родину от фашистского нашествия [Слайд № 7] .

«Тяжелый камень лег на сердце и не могу плакать, а так хочется. Ужасно, когда теряешь в бою товарища, но неизмеримо, когда теряешь ребенка, за жизнь которого столько ты перемучилась. Я еще не могу освоиться с мыслью, что Олежонка нет. Вся наша эвакуация – и он в центре всех забот… Ты права, надо не убиваться и горевать, а ненавидеть и бороться. Они, проклятые, лишили нас крова и заставили покинуть родные места. Ты с двухнедельным малышом на руках пешком пошла из села. Незабываемо это и не прощаемо.
Мы не одни. Тысячи семей в это же самое время оплакивают близких, погибших от коричневой чумы. За все отплачу и отплачиваю уже, дорогая. Славно достается фрицам и их румынским прихвостням от нашей артиллерии. И приближается час расплаты. Ты не смотри на карту, что они много заняли, тем дольше им будет удирать, только навряд ли их много удерет.
Уже недалеко до разгрома врага. Уже переломный момент, кризис подошел. Дальше будет нелегко воевать, но более успешно. Сейчас армия не та, что была 3 месяца назад – и мы не те. У нас такая злость и ненависть, что это нас ведет на подвиги, а военное уменье помогает нам крепче держаться за оружие.
Сейчас у нас успех за успехом на нашем участке фронта. Но я это все опишу тебе в другой раз, сейчас у меня несвязно получится. Да к тому же немцы контратакуют, хотят отбить то, что мы у них заняли. Это значит, что отобьем их контратаки и еще продвинемся вперед – еще освободим кусок родной земли…
Целую деток. Пусть Неля напишет мне письмо. Твой Шура». (Письмо с фронта А.И.Шапошникова жене Татьяне).

Предлагаю вниманию любителей военной истории небольшую подборку из писем немецких солдат и офицеров, участвовавших в Сталинградской битве и окруженных под Сталинградом. Большая часть этих писем относится к ноябрю - декабрю 1942 года и к первой половине января 1943 года.

То, что вы прочитаете, не предназначалось для печати. Немецкие солдаты писали для своих родных и знакомых. Они не ожидали, что их письма вместе со всей полевой почтой и со сбитыми транспортными самолетами попадут в руки советских воинов.

Думаю, эта подборка в которой я опускаю имена авторов, которые все-равно никому ни о чем не скажут, ведь это не всем известные военачальники, а в основном простые солдаты и младшие офицеры, хорошо продемонстрирует настроения в германской армии и их изменения в ходе Сталинградской битвы, поскольку отрывки из писем я расположил в хронологической последовательности.

Сначала я планировал сопроводить цитируемые выдержки из писем собственными комментариями, но в итоге решил, что среди тех, кто будет это читать, дураки вряд ли водятся, а не дуракам и так все понятно.
Поэтому просто проиллюстрировал их соответствующими фотографиями.

Немецкий солдат пишет письмо домой из Сталинграда

***
"...Скоро и Сталинград будет в наших руках. В этом году нашим зимним фронтом будет Волга, где мы построим восточный вал..." (10 августа 1942 г.)

***
"...Боевые действия в Сталинграде продолжаются. Мы ждем с нетерпением, когда наши войска нанесут окончательный удар, так как Сталинград имеет для нас решающее значение..." (12 ноября 1942 г.)

***
"...Под Сталинградом очень жарко, ведь за этот большой промышленный город ведутся ожесточенные бои. Но русский не может там долго держаться, так как главный штаб хорошо знает стратегическую ценность этого города и приложит все усилия, чтобы захватить его..." (17 ноября 1942 г.)

***
"...Завтра мы опять выходим на передовую, где, надеюсь, вскоре будет произведена последняя атака на оставшуюся не занятой нами часть Сталинграда, и город окончательно падет. Но противник защищается упорно и ожесточенно..." (18 ноября 1942 г.)

***
"...Сталинград - это ад на земле, Верден, красный Верден, с новым вооружением. Мы атакуем ежедневно. Если нам удается утром взять 20 метров, то вечером русские отбрасывают нас обратно..." (18 ноября 1942 г.)

Советские защитники Сталинграда

***
"...Мы все ещу стоим в одном из предместий Сталинграда. Русский здесь, на северной окраине города очень крепко держится и защищается упорно и ожесточенно. Впрочем, скоро и этот последний кусочек будет взят..." (19 ноября 1942 г.)

***
"...Специального сообщения о том, что Сталинград пал, тебе ещё долго придется ждать. Русские не сдаются, они сражаются до последнего человека..." (19 ноября 1942 г.)

***
"...Мы уже три недели участвуем в боях за Сталинград и были бы рады, если бы нас на несколько дней сменили. Мы черные, как негры, небриты, заросли грязью. Нет воды, несмотря на то, что в Волге ее так много; мы не можем выходить из блиндажей днем, сейчас же начинают свистеть пули, снаряд за снарядом, тяжелые минометы. Показываемся у берега Волги только по ночам. На Волге большой остров, в несколько километров длины. Русские там установили свои тяжелые орудия и беспрестанно обстреливают нас. Минуты не проходит, чтобы земля не гудела и не дрожала; иной раз кажется, что наступил конец света. Наш блиндаж трясет так, что стены и потолок ссыпаются. Ночью настоящий град бомб. Вот каков фронт под Сталинградом. Уже много наших солдат расстались здесь со своей молодой жизнью и не увидят больше родины. Никакие бомбы не помогают, русский, как танк: его не прошибешь..." (19 ноября 1942 г.)

***
"...Наконец- то я собрался написать вам пару строк. Я ещё здоров и бодр, надеюсь, что вы тоже. Рождество 1942 года мы отпразнуем в Сталинграде..." (20 ноября 1942 г.)

"Отпразновали..."

***
"...С мая по конец октября мы все время находились в наступлении. До Дона война была ещё терпима. Что здесь творилось и как ведется сейчас война в Сталинграде, словами описать невозможно. Скажу вам лишь одно: то, что в Германии называют героизмом, есть лишь величайшая бойня, и я могу сказать, что в Сталинграде я видел больше мертвых немецких солдат, чем русских. Кладбища вырастали каждый час. Могу на основании нашего опыта сказать: Сталинград стоил больше жертв, чем весь восточный поход с мая по сентябрь. Война в России закончится только через несколько лет. Конца ей не видно. Пусть никто на родине не гордится тем, что их близкие, мужья, сыновья или братья сражаются в России. Мы стыдимся нашей жизни..." (20 ноября 1942 г.)

***
"...Фюрер сказал нам: "Солдаты, вы окружены. Это не ваша вина. Я применю все средства, чтобы высвободить вас из этого положения. Борьба за Сталинград достигает своего апогея. Позади тяжелые дни, но наступают еще более тяжелые дни. Вы должны держаться на своих позициях до последнего человека. Пути назад больше нет. Кто покинет своё место, того постигнет вся суровость закона..." (декабрь 1942 г.)

Гитлер изучает положение на Восточном фронте в начале 1943 г.
(Обратите внимание на выражение его лица, как и лиц
присутствующих при этом генералов вермахта)

***
"...Надеюсь, что вы все здоровы, чего обо мне сказать нельзя. Прожитые нами восемь недель не прошли для нас бесследно. Многих, которые раньше обладали хорошим здоровьем, уже нет, - они лежат в холодной русской земле. Я все ещё не могу понять, каким образом русский смог собрать столько войск и техники, чтобы поставить нас в такое положение. Как вояки, мы теперь никуда не годимся..." (31 декабря 1942 г.)

***
"...Старый год приближается к концу. Только что говорил Геббельс, энтузиазма он у нас не вызвал. Уже много недель, как энтузиазма и в помине нет. Что у нас в изобилии, так это вши и бомбы..." (31 декабря 1942 г.)

Геббельс в феврале 1943 г. пытается убедить немецкий народ в том,
что "фюрер всегда прав!"

***
"...Сегодня для меня было бы величайшей радостью получить кусок черствого хлеба. Но даже этого у нас нет. Год тому назад мы смеялись, глядя как русские беженцы едят дохлых лошадей, а теперь мы радуемся, когда у нас дохнет какая-нибудь лошадь. Вчера мы получили водку. В это время мы как раз резали собаку, и водка явилась очень кстати. Я в общей сложности зарезал уже четырех собак, а товарищи никак не могут нается досыта. Однажды я подстрелил сороку и сварил её. Сегодня ради праздника сварили кошку. Эльза, я не хочу наводить на тебя тоску и не стану много рассказывать, но одно я могу тебе сказать: скоро погибну от голода..." (31 декабря 1942 г.)

***
"...Часто задаешь себе вопрос: к чему все эти страдания, не сошло ли человечество с ума? Но размышлять об этом не следует. иначе в голову приходят странные мысли, которые не должны были бы появиться у немца. Но я опасаюсь, что о подобных вещах думают девяносто процентов сражающихся в России солдат. Это тяжелое время наложит свой отпечаток на многих, и они вернутся домой с иными взглядами, чем те, которых они придерживались, когда уезжали. Что принесет нам новый год? Хоть бы какой-нибудь просвет, но на нашем горизонте заря не брезжит, и это действует на нас, фронтовых солдат, подавляюще..." (1 января 1943 г.)

***
"...В последние дни солдаты часто говорят между собой о войне и ее перспективах. Многие солдаты считают, что война для Германии проиграна. В беседе с товарищами я высказал мысль, что лучше пойти к русским в плен, чем здесь подохнуть с голоду..." (январь1943 г.)

Сдаемся!

***
"...Жгучая злоба на наших генералов вскипела во мне. Они, по-видимому, решили окончательно угробить нас в этом чертовом месте. Пусть генералы и офицеры сами воюют. с меня довольно. Я сыт войной по горло..." (январь 1943 г.)

***
"...Я никогда не думал, что русские являются столь великодушными противниками, но это великодушие не оценено должным образом командованием 6-й армии. Конечно, им, сидящим в штабе, терять нечего. Если будет очень туго, то они улетят на самолете, а нам солдатам, придется погибать..." (январь 1943 г.)

Фельдмаршалу Ф. Паулюсу улететь на самолете не пришлось,
а великодушие противника он впоследствии смог оценить на личном опыте

***
"...Я прочел в листовке, что Паулюс отклонил ультиматум русских; мне стало чертовски досадно. Хотелось бросить в лицо офицерам то, что накипело на душе. Мне хотелось крикнуть: "Убийцы, долго ли еще будет литься немецкая кровь?..." (январь 1943 г.)

***
"...Сегодня хочу тебе сообщить, как мне живется. Не знаю, дойдет ли до тебя письмо, ведь большая часть писем проходит цензуру, и если говорить правду, то письмо задержится и сам можешь за это поплатиться. Но сегодня мне все безразлично. Как я тебе уже сообщал, с 21 ноября мы окружены. Положение безнадежно, только наши командиры не хотят в этом сознаваться. Кроме пары ложек похлебки из конины, мы ничего не получаем, а если и выдается что-либо добавочно, то до нас это не доходит, оно исчезает у начальника и его компании. Ты этому не поверишь, но это так. Вам в газетах и по радио рассказывают всякие небылицы, а в действительности пресловутое фронтовое товарищество выглядит совсем иначе. Если бы я знал, что в плену со мной будут обращаться хотя бы так, как с отцом в 1914 г., я сейчас же перебежал бы. Опытный прядильщик или техник-специалист по прядильным машинам нужен и в России. Дай Бог, чтоб я вернулся когда-нибудь домой, тогда я постараюсь открыть людям глаза на то, что на самом деле происходит на фронте. А тебя прошу: в будущем при сборе пожертвований, с которыми к тебе приходят, вспоминай о моем письме. Это все, что я хотел сообщить тебе сегодня. Надеюсь, эти строки дойдут до тебя; если нет, значит, я покончил счеты с жизнью, значит меня поставили к стенке..." (16 января 1943 г.)

Отрывки из писем немецких солдат были взяты из книги "Разгром немцев под Сталинградом. Признания врага" (М., 2013).

Благодарю за внимание.
Сергей Воробьев.

2 февраля 1943 года на водонапорной башне железнодорожного вокзала, что располагалась на месте правого крыла нынешнего железнодорожного вокзала, в двухстах - трехстах метрах от универмага, в котором пленили фельдмаршала Паулюса, была уничтожена последняя немецкая пулеметная точка в Сталинграде. Победа! Участники битвы называют этот день не менее великим, чем 9 мая, потому что лучшая фашистская армия всей второй мировой войны была полностью уничтожена на нашей земле.
И все эти годы мы гордимся, что такого удара, как на Волге, немецкая армия еще ни разу ни от кого не получала. Гордимся, что все, от солдата до маршала, победили в страшном сражении, которое длилось 200 дней и ночей.
Гордимся, что именно про наш город знаменитый поэт сказал: "Сталинград - орден славы на груди планеты Земля". И слава воина по-прежнему неувядаема и бессмертна...

Судьбы, как кадры кинохроники
…В конце 1942-го, начале 1943-го года в руки наступающей Красной Армии попадала немецкая полевая почта. Кто читал ее, тот знает, что в них - полная безысходность немецких солдат Паулюса. И хотя некоторые надеялись на чудо, которое принесет им долгожданную свободу, большинство же знало, что им никогда не выбраться из Сталинградского месива.
Но есть и другая почта - письма советских солдат, которые они писали родителям, детям, женам. В музее-панораме «Сталинградская битва» их хранят очень бережно. Читаешь их и будто видишь этих людей, становишься очевидцем и как бы участником тех далеких и недавних событий и сопереживаешь тем, судьбы которых, как кадры кинохроники, проходят перед вами.
Юрий Лотман, известный филолог и писатель, сказал однажды: «Культура есть память. Поэтому она связана с историей, всегда подразумевает непрерывность нравственной, интеллектуальной, духовной жизни человека, общества и человечества». Так вот умение увидеть конкретного человека в истории сегодня важно.
- Письма попадали к нам разными путями: их приносили сами авторы, сдавали родственники, у каждого повествования была своя судьба, история, легенда. Каждое мы проверяли через архивы, - говорит заместитель директора музея-панорамы Светлана Аргасцева.- Мы неоднократно организовывали экспозиции солдатских писем, и они всегда вызывали интерес у волгоградцев, гостей города, зарубежных делегаций.

По словам Светланы Анатольевны письма как немецких, так и советских солдат, рецензировались, и те сведения, которые казались секретными и важными для стороны противника, тщательно ретушировались.
Нельзя, к примеру, было называть номера дивизий, воинских частей, географические названия, боевые единицы техники, фамилию, имя, отчество своего товарища. Но можно было рассказать о подвиге. Своем или друга, но с набором стандартных фраз.
Каждое письмо имело номер полевой почты, по которому можно было узнать, откуда оно пришло. Вот один из примеров такой шифровки.
«Олечка, я горд тем, что сражаюсь за город, в котором мы с тобой встретились». После войны Олечка и принесла в музей письмо и рассказала, что она – жительница Саратова, ее муж из Астрахани, здесь, на вокзале в Сталинграде, они встретились, здесь воевал ее любимый и отсюда посылал письма.

Если меня не будет, езжай в Сталинград
В музее хранится письмо на чеченском языке матери бойца Нурадилова, которая пишет сыну в Сталинград. Ее первые строчки: «Здравствуй, сынок. Кто тебе стирает? Есть ли у вас такая большая река, как наш Терек»? В конце письма: «Если увидишь врага – смерть врагу, кинжал в спину».

Танкист Иван Бутырин писал отцу: «Папа, если меня не будет, можешь приезжать в Сталинград. Там в музее будет и моя фотография, и моего экипажа, как славного защитника города».

Фронтовые снимки были редкостью, - рассказывает Аргасцева. - Когда фотокорреспондент приезжал к солдатам и фотографировал, те всегда интересовались: «Для чего эти снимки, куда пойдут»? Им отвечали: «Для музея-обороны в Сталинграде».
Танкист Бутырин прошел Сталинград и погиб на Курской дуге. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. После войны отец с этой весточкой и пробитым осколком удостоверением своего сына приехал искать его последнюю фотографию. И сотрудники музея нашли ее в неразобранных кадрах кино-фотодокументов. Теперь эта история тоже в музее.

В центре пожаров
Валентин Орлянкин всю Великую Отечественную войну прошел военным фотокорреспондентом и кинооператором. Он снимал воздушный бой, которым руководил прославленный летчик, трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин; много кадров посвятил командующему 62-й армией В.И. Чуйкову, снимал бои в осажденном Сталинграде.
Светлана Аргшасцева показывает его письмо от 24 августа 1942 года.
«Милочка моя! После одной очередной боевой съемки получил возможность спокойно тебе написать, кстати, вчера получил твою открыточку… Что тебе написать о себе?
Если бы я вел дневник - это была бы потрясающая книга. После войны она несомненно будет. А пока буду тебе писать лишь об отдельных моментах. Вчера, например, я снял исключительной силы обвинительный акт против немецких фашистов: я показал зверства и варварство этих диких шакалов. Я показал, как беззащитные женщины, дети и старики, оставшись без крова, проклинают Гитлера. Надо было видеть их глаза, полные слез и ненависти, чтобы понять всю глубину страданий их и силу проклятия, которые они посылали ненавистным немцам. Я снял пожары, бедствия мирного населения от бомбежки, я, наконец, снял тот вихрь металла, которым отплатили наши зенитчики этим налетчикам, этим мерзавцам.

Я сам нахожусь в центре этих пожаров, этих бомбежек и свистящих осколков, незаметно для себя, во время киносъемки помогал тушить горящие дома и оказывал помощь пострадавшим. Ты должна увидеть этот материал - его сегодня же мы отправляем самолетом в Москву и очень скоро выйдет на экраны в союзкино - журнале. Пусть твое сердце еще больше наполнится гневом и ненавистью к этим отбросам человечества. Милочка, я тебе верю, верю твоему внутреннему убеждению в мою живучесть - вчера я был в таком водовороте, что думал, уже не выберусь живым - однако как говорят, «жив курилка, жив!» и буду жить назло врагу и на наше счастье. В знак этого посылаю тебе мою улыбку. Себя - твоего любящего Валика».
Орлянкин прожил большую жизнь – 93 года - и успел сделать много фильмов о войне, которые и сегодня помнят. А в музее-панораме трепетно хранят его письмо из горящего Сталинграда, которое он адресовал любимой женщине, а потом передал в музей.

Боевой орден на могучей груди
Двойной лист из ученической тетради: это письмо командира 91-й отдельной танковой бригады Якубовского от 21 августа 1942-го. Написано перовой ручкой фиолетовыми чернилами. Письмо было свернуто вдвое, остались следы сгиба. Слева с краю на расстоянии 8 и 10 см сверху вниз горизонтальные сквозные на 2 листа порывы размером 1 см.
«Здравствуй, родная Зиночка, Феликс, Неллочка, Антонина и Миша. Сейчас получил от вас письмо, написанное 31 июля 42 года, за которое благодарю. Родная, сообщаю, боевой орден я получил 14 августа 1942 года и ношу его на своей могучей груди. 22 августа 1942 года будет готова карточка, и я тебе ее вышлю, примерно через 2 или 3 недели ты получишь две карточки, где я сфотографирован среди награжденных совместно с тов. Скиратовым в Кремле. Фото вышлют непосредственно из Москвы, т.к. я дал адрес г. Намаган. До востребования, Котловской З.Ф. Все, шлю всем привет. Пишу Антонине и (две строчки написанного замазаны чернилами). Крепко целую маму, милых детей и сто раз Зиночку. Зиночка, в письме шлю вырезку из газеты о вручении орденов».

Иду защищать Родину
Письмо старшего сержанта помощника командира взвода 93-го гвардейского стрелкового полка 51-ой гвардейской дивизии Михаила Удовиченко начинается традиционными словами: «Дорогой отец, Марфуша, Маруся и Таня. Не знаю, когда будет возможность связаться с Вами, да и будет ли такая возможность.

Сегодня уезжаю на фронт воевать. Иду защищать Родину, освобождать Россию и Подгорное родное. Кто знает, что станется со мной. Поэтому сообщаю, что до 15.10.42. я находился в той же части, в которой был и до мая этого года. Жил неплохо, хотя работы было много. А как будет дальше и где буду - не знаю.
Это письмо Вам перешлет хозяйка, где я стоял в последнее время на квартире. Маруся или Марфуша пусть свяжутся с ней, она может больше чего напишет обо мне. Пока. Крепко всех целую. Михаил.
Адрес хозяйки: Сталинградская область, Михайловский район, ст Серебряково, х. Демочкин, Демочкинского сс Гресевой Александре Илларионовне».

Михаила Удовиченко призвали на фронт из Воронежского пединститута. Война застала его на границе, а потом были бои на Харьковском направлении. Летом и осенью 1942 года он воевал под Сталинградом. В конце ноября 1942 года в наступательных боях под Сталинградом был смертельно ранен. Похоронен в Городищенском районе Сталинградской области.

«Добрый день, родные папа и мама! Шлю вам горячий привет и наилучшие пожелания, - так начинает обращение к родным разведчик 115-й отдельной стрелковой бригады 62-й Армии Евгений Лазуренко. - В настоящее время я жив и здоров, чувствую себя хорошо. Наши ребята в большинстве все живы, здоровы за исключением некоторых, но на войне не без этого.
В настоящее время выбиваем немцев (зачеркнуто, но можно прочитать: из Сталинграда). Здесь им достается так, что как, наверное, не доставалось им еще. Немцы к (зачеркнуто слово) рвались от Дона, а наши части его отрезали и теперь лупят его в хвост и гриву, ну очевидно, ему здесь будет скоро крышка. С приветом (подпись Лазуренко). 23 сентября 42 г».

Я не любимец смерти. А надо
- В свое время в музее-панораме «Сталинградская битва» активно разрабатывалась идея создания музея «Фронтового письма», рассказывает Светлана Аргасцева. - В основу документально-театрализованной композиции были положены подлинные письма людей, живших в 1940-х годах, вынесших на своих плечах все тяготы Великой Отечественной войны, и письма солдат и офицеров, участников военных действий в Афганистане и Чечне.
Одно из писем, которое использовали при разработке сценария, было очень пронзительным: солдат Райский писал из Сталинграда родным в Еланский район. «Здравствуй, Елань моя! Я не любимец смерти. А надо. Знаю, что кровь моя маковым цветом зацветет и украсит поля сталинградские…».
Главными действующими лицами этой постановки стали курсанты МВД России, а театральным реквизитом послужили фронтовые письма, фотографии, плакаты, оружие, оружейные ящики, предметы фронтового быта из фондов Государственного музея-панорамы «Сталинградская битва». И что интересно, продолжением письма еланского солдата стали стихи, которые написал преподаватель академии МВД Гончаренко.

Этих желтых листов обтрепались углы,
Не щадит время писем страницы.
Только вновь той поры нам кричат журавли,
Эти чёрные буковки-птицы.
Этот крик, словно песня погибших солдат,
Кто под грозных боёв канонады,
У последней черты все ж сумел написать:

И не важно, что крик журавлей, как всегда,
Воронье-похоронок тревожит.
Ни за что, никогда, никакая беда
Заглушить эту песню не сможет.
Песню тех, кто собою страну заслонил,
Не дойдя до развалин Рейхстага,
Тех, кто кровью на стенах его написал:
«Не любимец я смерти, а НАДО...»
Пусть затерлись уж буковки-птицы письма,
Но они не исчезнут, поверьте.
Если в наших сердцах эта песня жива,
Не томится как в клетке - в конверте.
Наши память, душа, наши мысли, дела
Величайшая в мире награда
Тем, кто жизнь свою в вечную песню вложил:
«Не любимец я смерти, а НАДО...»
- Историю творят люди. И только познавая их, постигая внутренние мотивы их поступков, мы сможем правильно понимать то, что происходит сегодня с нами и нашей страной, - говорит Светлана Аргасцева. – Поэтому те, кто приходит в музей, уже с большим уважением относятся к письменному источнику, потому что в нем - часть человеческой жизни.

Декларация по УСН