Семейная пирамида. Сражаться с житейскими бедствиями и побеждать благодаря крепкому семейному тылу. Он свято верил в это. Возьмите семью, подмешайте в нее веру в Бога, приправьте ароматом чувства Родины, добавьте десятичасовой рабочий день и получите то, что нужно - ячейку общества.

Я смотрел на своего отца: на его руки, лицо, брови и знал, что этот человек ни на что не способен. Моя мать была еще большим ничтожеством, можно сказать, ее вовсе не существовало. Я был проклят. Вглядываясь в своего родителя, я не видел ничего, кроме отвратительной беспомощности. Мало того, мне казалось, что он боится вывалиться из общей обоймы даже больше, чем все остальные. Что поделаешь, сказывалась древняя кровь крестьян и рабское воспитание. Род Чинаски-батраков разжижала лишь незначительная прослойка крестьян-служащих, которые губили свои жизни, надрывая пупок ради мелких, иллюзорных успехов. На всем генеалогическом дереве не нашлось человека, который бы заявил: «Не хочу дом, а хочу тысячу домов и сразу!»

Мой папаша определил меня в школу для богатых отпрысков в надежде, что, глядя на их спортивные авто кремового цвета, красивых чистеньких девочек в платьицах радужных расцветок, я постоянно буду помнить и знать, к чему мне стремиться - преодолеть эту извечную границу между бедностью и богатством. Вопреки его ожиданиям, я усвоил, что бедный обычно умирает бедным, что молодые богачи, соприкоснувшись со зловонием бедности, учатся относиться к нему с легкой насмешкой. Они должны выучиться смеяться, в противном случае нищета будет ужасать, мешая пищеварению. И они преуспевают в этой науке, также сказывается многовековой опыт предков. Я же уже никогда не смогу простить девчонкам той самоотверженной готовности, с какой они подсаживались в спортивные родстеры к вечно улыбающимся юношам. Они не виноваты, конечно, даже более того, вы начинаете думать, что возможно… Но нет, не может быть никаких «возможно». Богатство означает успех, а успех и есть подлинная реальность.

Какая женщина выбрала бы жизнь с посудомоем?

В средней школе я старался много не думать о том, как повернется моя жизнь в дальнейшем. Тогда казалось предпочтительнее отстраниться от этих дум…

Но вот, наконец, настал день выпускного бала. Он проходил в спортивном зале с живой музыкой, да - был приглашен настоящий оркестр. Не знаю, почему, но я все же пошел и прошагал две с половиной мили по ночному городу. Я стоял в темноте и смотрел на бал через окно, завешенное противомоскитной сеткой. Я был изумлен. Девчонки выглядели совершенно взрослыми, статными, женственными. На них были длинные вечерние платья, и все они казались красавицами. Я с трудом узнавал в них своих одноклассниц. Парни, облаченные в смокинги, не уступали девицам в лоске. Они уверенно и смело вели своих дам в танце, утопая лицами в их волосах. И музыка звучала громко, но стройно и чисто.

И тут я скользнул взглядом по своему отражению - изуродованное прыщами и шрамами лицо, в заношенной рубашке. Я походил на животное, которое вышло из лесной чащи на свет. Зачем я притащился? Я чувствовал себя совершенно паскудно, но продолжал таращиться. Танец закончился, музыка смолкла. Пары тихо переговаривались. Они были естественны, образованны и воспитанны. Когда же они успели научиться светской беседе и танцам? Я не владел ни языком, ни ногами. Мы были не на равных. Они - пригожие девицы и симпатяги парни. А для такого урода, как я, даже смотреть на одну из этих девиц было уже слишком, не говоря уж о том, чтобы приблизиться к ней. Да… Эти танцы были мне недоступны.

Но, кроме этого, я осознавал - все, что я сейчас вижу, не так просто и гладко, как кажется. За все приходится платить, и взлет может быть первым шагом к падению. Оркестр снова заиграл, и пары закружились в танце. Над их головами замигали разноцветные огни - желтые, зеленые, красные и снова желтые. Глядя на танцующих, я сказал себе: когда-нибудь начнется и твой танец. Настанет день, и мы поменяемся местами.

Но как далек был еще тот желанный день, и как близки были они. И я ненавидел их. Мне была ненавистна их красота, их безоблачная юность. Наблюдая за танцем этих свежих юнцов, обреченных на счастье, под волшебный аккомпанемент цветомузыки я презирал их за то, что они имели все, чем я был обделен, и снова и снова повторял про себя: «Однажды и я буду счастлив, как любой из вас, помяните мои слова».

Они танцевали, а я, невидимый, твердил свое.

(рассказ-метафора)

Настанет день, и мы поменяемся местами.
Чарльз Буковски

Королева могла все. Она любила власть и карала всего одним жестом, одним движением брови. Ей мог не понравиться суп, который приготовила кухарка, и уже завтра бедную подданную вели на эшафот. Народ боялся Королеву, но знал, что она справедлива. Всегда. Несмотря ни на что. Ее считали жестокой, но разве не жестокостью можно держать толпу?..
Длинное приталенное красно-черное платье в пол с широким подолом подчеркивало идеальную фигуру Королевы. Она ступала бесшумно по красным ковровым дорожкам дворца. Никто не мог сказать ей ни слова, и она знала, что ее послушается каждый - здесь или вне дворца. Иначе оставался эшафот. Королева наслаждалась божественностью, потому что только Бог мог решать, убивать или оставить в живых. Она была богом для своего народа, и никто не оспаривал это право, так как никто не думал, что сможет стать лучше Бога. Оставалось только грызть друг дружку в этой толпе.
Тонкая рука в перчатке до локтя указывали на очередную жертву, и вот уже все обступают неудачника и начинают ненавидеть. Все мгновенно становятся на сторону Королевы, и ничто не спасет бедолагу. Только смерть. Это второй бог.

* * *
Темная спальня. Дверь скрипнула, и вошла Королева. Она сняла перчатки, положила их на комод, сняла узкое платье, распустила волосы, надела свободный светлый пеньюар и повернулась.
У кровати с балдахином стояло кресло. Королева знала, что Он там. Она стала подходить ближе. Ее властный взгляд сменился на робкий. В темноте она различила мужские туфли. Как часто ей приходилось их чистить. Она их ненавидела. А, может, и нет.
Он наклонился вперед и вышел из вальяжной позы. Проникающим из закрытого ставнями окна лучом осветило мужское лицо. Часть лба, немигающий глаз и щека, подпираемая рукой.
- Как дела? - спросил небожитель.
- Все хорошо, мой Король. Народ сделает для тебя все, что ты пожелаешь.
- Что ты пожелаешь?
- Я всего лишь Королева, но ты - мой Король.
Она слышала, как он довольно усмехнулся.
- Я не хочу, чтобы ты сегодня спала.
- Мне почистить твои туфли?
- Нет, этого я тоже не хочу. Мне понравилась новая кухарка. Может, когда-нибудь ты перестанешь казнить заодно и тех, кто мне нравится. Сегодня я не хочу, чтобы ты спала, я хочу, чтобы ты пригласила ее ко мне, а сама ушла к ее мужу. Возможно, она захочет убить меня или тебя. А, возможно, она попросит мужа сделать это, чтобы освободить место для нее… Нет, я хочу, чтобы ты почистила мне туфли. Здесь. Бесшумно. Чтобы она не услышала, пока я буду ей занят. А позовет ее кто-нибудь другой.
- Хорошо, мой Король, - произнесла Королева, подошла ближе, сняла с ног Короля загнутые кверху темно-зеленые туфли, вытащила из-под кровати коробку со щетками.
- Чисти маленькой.
Королева не знала, почему уже давно не ненавидит Короля. Возможно, вся ненависть уходила в народ, а там уже расползалась по домам.
Королева была жертвой для одного, но большой жертвой для нее был мир. Там, в городе, бегали ее маленькие жертвы, она могла делать с ними все, что захочет. Король знал, что она не сделает ничего дурного, она была хорошим политиком и хорошей женой. Возможно, ей хотелось казнить и его, но он обязательно сделает это первым. А, возможно, кто-то из толпы все-таки решит превзойти Бога.
И небожителя тоже.

Настанет день, и мы поменяемся местами. ==========

Откуда столько силы ты берешь,­

Чтоб властвовать в бессилье надо мной?­

Я собственным глазам внушаю ложь,­

Клянусь им, что не светел свет дневной.­

Так бесконечно обаянье зла,­

Уверенность и власть греховных сил,­

Что я, прощая черные дела,­

Твой грех, как добродетель, полюбил.­

Все, что вражду питало бы в другом,­

Питает нежность у меня в груди.­

Люблю я то, что все клянут кругом,­

Но ты меня со всеми не суди.­

Особенной любви достоин тот,­

Кто недостойной душу отдает.­

Теперь ты - моя игрушка, - Королева отстранилась от кровоточащих губ охотника, словно хищник, что любуется падением своей жертвы. В сжатом кулаке приятной дрожью все еще отдавались нервные импульсы от только что вырванного сердца. Услада для ее темной души.

Пусть она упустила Белоснежку, но ничего. Королева еще доберётся до ненавистной падчерицы, а пока… Она собиралась использовать этого мужчину. Сделать из него постельного мальчика. Уж очень манило его невинное лицо и, скорее всего, такое же тело.

От сладких и пошлых мыслей Королева оскалилась, пугая охотника своей хищной улыбкой победительницы. Реджина ни капельки не стеснялась этой похоти. Скорее наоборот, всем своим видом доказывала обратное. Откровенный вырез ее вульгарного платья показывал сдавленную узким корсетом грудь, которая вздымалась при каждом вдохе ее обладательницы, кожаные лосины идеально смотрелись на упругой попе, тонкая талия, бархатная кожа, пухлые алые губы - мечта любого мужчины. Любого, но не его.

Поиграем? - прошипела она, проводя кончиком острого лезвия ногтя по щеке Грэма, оставляя красный след на бледной, как полотно коже.

Он нервно сглотнул, накапливая силы, чтобы отбиваться. Как всегда это делал. Как волк от охотника, который уже направил на него свое ружье, готовясь спустить курок и лишить жизни невинное животное. Но здесь все было гораздо хуже. Неизбежность. Эта сумасшедшая женщина держала его беззащитное от чар сердце в ящике. И у мужчины явно не было шансов выиграть поединок.

Проходили дни, недели. Ведьма безустанно искала падчерицу, которую спас мужчина. Каждое утро, просыпаясь в ее постели, он понимал, что все это - плата за доброту. Кто знал, что она будет такой? Когда Королева угрожала ему, Грэм, по правде, струсил. Он испугался этой властной женщины и испугался своей незавидной роли мужчины, который будет удовлетворять пошлые желания своей хозяйки. Хотя в ее темном ложе ему нравилось куда больше, чем в клетке, в которую его приводили каждое утро. Собачка. Личный пес ведьмы. И все же. Не было и дня, чтобы мужчина пожалел о своем решении.

Он просыпался, как только солнце начинало освещать темные и холодные стены ее комнаты. Охотник, привыкший вставать рано, он всегда был готов отправиться выслеживать добычу, которая могла спасти его тело от истощения. Теперь это уже неважно.

Солнечные зайчики резвились на камине, не подозревая, в чье логово они попали. Темный мрамор полов сверкал синевой и отчего-то напомнил охотнику ночное небо. Как давно он не бывал на улице. Мучительная пытка для такого, как он. Дитя леса, Грэм вырос под изумрудными ветвями сосен, он с детства привык к чувству свободы, которого его никто и никогда не лишал. Что же, теперь привыкай к новой реальности.

Мужчина рассматривал ее лицо. Какой бы стервой не была эта женщина у нее бесподобно получалось совмещать в себе такие разные стороны и состояния души. От сексуальности до невинности, от нежности до грубости. Разная. Такая… необычная. Он не переставал восхищаться ею. Конечно же, тайно, но, скорее всего, она и сама об этом догадывалась.

Реджина лежала лицом к нему, прикрыв голую грудь шелковым одеялом. Длинные черные ресницы подрагивали. Волосы цвета вороного крыла рассыпались по такого же цвета подушке, обжигая ноздри мужчины запахом яблок. Она редко выходила из замка, но почему-то этот душистый аромат всегда исходил от ее тела.

Ты снова пялишься на меня? - не открывая глаз, хриплым от долгого сна голосом проговорила она.

Ресницы, покоившиеся на щеках, взлетели вверх, даря мужчине взгляд огненно-карих глаз, в которых моментально загорелся этот похотливый и всепоглощающий огонь расправы. Она выгнулась, как кошка на солнце, и села. Простынь скатилась с обнаженного тела, оголяя шикарную грудь. Темные волны волос рассыпались по спине, придавая всему этому образу некую невинную сексуальность, которой так гордятся молодые девушки в пике своих лет. Она выглядела так молодо и соблазнительно прекрасно, как русалка, что голосом своим и откровенностью призывает корабли на погибель. Как цветок с шипами, который предлагает насладиться его красотой, а после больно ранит, если к нему прикоснуться.

Все это подходило ей. Но только безумные искорки в карих глазах давали понять, что перед ним сильная и независимая женщина, готовая пойти на все, чтобы получить то, что ей вздумается.

Она приоткрыла губы, отправляя немой посыл в сторону охотника, и его тело сразу откликнулось на него. Пухлые губы растянулись в довольной улыбке, наблюдая за возбудившимся телом мужчины, которое едва прикрывала черная ткань.

Королева, не стесняясь наготы, нависла над Грэмом, соблазняя его своей доступностью.

И долго еще ты собираешься играть в немого? - она наклонилась к его уху и, облизывая кончиком языка мочку, прорычала, - Я же слышу твои стоны.

Бессмысленно врать. Да, он получал неземное мужское наслаждение от ночей с этой дьяволицей. Столько страсти и азарта было в каждом ее движении. Столько фантастических ощущений, ранее незнакомых ему. Она так привязала его к себе, что вскоре мужчина совсем перестал бояться и даже сам шел навстречу этой игре. Но даже в постели она оставалась Королевой, не позволяя Грэму руководить их игрой.

Реджина освободила охотника от силков соблазнительных намеков и встала около большого зеркала. Взмах руки и Королева облачилась в обтягивающее синее платье, которое очерчивало идеальную фигуру Злой Повелительницы.

Охотник внимательно наблюдал за каждым действием. Она была ему интересна, не только как женщина. Он много размышлял о ее жизни, что заставляет людей стать такими, как она. Что творится в ее голове. Она для него большая загадка. Казалось, кому, как не охотнику, хорошо известно все о своей хозяйке, но нет. Она никогда не показывала настоящие эмоции. Ни в постели, ни в жизни. Даже в какой-то мере Грэм восхищался ей. Тем, как величественно эта женщина держала себя. Соорудила такую прочную стену, не позволяя никому и ничему посягнуть на ее владения, ее покой, ее душу и ее сердце.

Стук в дверь отвлек Грэма от раздумий о внутреннем мире Королевы.

Одевайся, - приказала она.

Изящным взмахом руки Реджина привела комнату в порядок. Мужчина же остался стоять в покоях, чувствуя себя вещью. Ненужной безделушкой, как и многое в жизни этой женщины.

В комнату вошла пара стражников в латных, душащих своей тяжестью доспехах. За ними проследовал крайне интересный персонаж, который вызвал в Грэме подозрения. Одетый в грязное тряпье человек явно не подходил роскошной и дорого обставленной комнате. Его дерзкий взгляд прошелся по Королеве, и Грэм почувствовал какую-то тягу внутри себя, но долго бороться с этим чувством ему не пришлось.

Уведите моего питомца, - охотник поймал на себе похотливый взгляд Королевы, который пробежался по его оголенному торсу.

Но Реджина не собиралась уделять много внимания Грэму. И ее сразу же заинтересовал этот человек, что осмелился прийти сюда. Прямо в логово Злой Королевы, замок которой обходили стороной путники, облетали птицы и не осмеливались посещать люди.